— У меня к вам важное дело, Курылович, — начал Дзевоньский.
— Мне нужно, чтобы вы встретились с одним человеком, который является
руководителем небольшого рекламного агентства. На самом деле это всего лишь
ширма для его деятельности. Весьма бурной деятельности. Он гарантированно может
разместить во всех центральных газетах нужные материалы, чтобы кого-то
развенчать или, наоборот, поднять до небес. В общем, это «местный Курылович»,
если хотите. Его зовут Аркадий Яковлевич Холмский. Мне важно, чтобы вы с ним
встретились и обговорили все условия нашей сделки.
Курылович слушал внимательно. Он не знал, что за ними
наблюдают сразу несколько сотрудников Дзевоньского. Комплимент ему понравился,
и он улыбнулся.
— Необходимо убедить Холмского провести рекламную акцию в
поддержку конкретного спектакля, о котором я вам скажу. Нужно, чтобы в течение
месяца во всех газетах, журналах, на телевизионных каналах, по радио звучала
реклама этого спектакля. Не открытая реклама, а скрытая. Чтобы высказывались
критики, восторгались зрители, обсуждали режиссеры. Вы все понимаете?
— Какой спектакль? — деловито спросил Курылович.
— «Чайка» Чехова, — улыбнулся Дзевоньский.
— Что? — изумился журналист. Он был уверен, что его вызвали
для рекламы какого-нибудь американского мюзикла.
— Постановка Андрона Сончаловского в Московском
Художественном театре. Нужны материалы на тему, насколько интересна
интерпретация этого спектакля и как важно его увидеть. Вы все поняли?
— Конечно. Вы были спонсором спектакля? — не удержался от
вопроса Курылович.
— Ненужный вопрос, — покачал головой Дзевоньский.
— Извините, — торопливо сказал Курылович. — Я понял задачу.
Нужна скрытая реклама спектакля. И для этого необходимо встретиться с паном
Холмским. У вас есть его координаты?
— Есть. Но он достаточно известный человек, и поэтому я не
дам вам его координат. У вас есть неделя, чтобы с ним встретиться и
договориться. Ваш отель я оплатил. Сколько стоил ваш билет?
— Шестьсот долларов, — сделал скорбное лицо Курылович. Он не
стал сообщать, что купил билет за триста.
— Вот вам пять тысяч долларов за билет и на расходы, —
достал из кармана деньги Дзевоньский.
Согнутая пачка долларов быстро оказалась в руке Курыловича.
Он широко улыбнулся. На таких условиях Курылович был готов рекламировать даже
пребывание в аду.
— Вам нужно выйти на Холмского и заказать скрытую рекламу
этого спектакля. Пусть он сам назовет ее цену. Узнайте, сколько он хочет, и
сообщите мне по телефону. Я оставляю вам мобильный аппарат для связи. У вас
есть еще вопросы?
— Никаких, — радостно ответил Курылович, — хотя нет, есть
один. Я могу посмотреть спектакль или это не обязательно?
— Вам не обязательно. Но если хотите, пойдите и посмотрите.
Мне лично все равно.
— Спасибо. Я все понял.
— И учтите, Курылович, это очень важное задание. Если вы с
ним справитесь, мы, возможно, начнем работу на постоянной основе. Вы все
понимаете?
— Безусловно. Я всегда рад на вас работать, пан Дзевоньский.
Можете не волноваться, все будет сделано аккуратно и вовремя. Какой срок?
— Чем быстрее, тем лучше. Будет прекрасно, если рекламная
кампания начнется сразу, как только вы договоритесь с Холмским. И учтите, вам
нужно самому выйти на этого Холмского. Чтобы вас представил ему человек, которому
он доверяет. Или хотя бы которого знает.
— Сделаю, — самоуверенно откликнулся Курылович. — У меня
полно знакомых в Москве.
— До свидания, — Дзевоньский повернулся и пошел к подземному
переходу.
Курылович сжал пачку денег в кармане. Доллары приятно
согревали пальцы. Пять тысяч долларов на семь дней! Можно потратить несколько
сотен на еду, остальные он отложит. Как приятно, что именно к нему обратился
пан Дзевоньский. Он ведь мог сам позвонить этому Холмскому. Интересно, каким
будет рекламный бюджет? При большом бюджете от него можно будет немного
отщипнуть. Это тоже приятный довесок к его работе. Курылович улыбнулся. Жизнь
была прекрасна.
Россия. Москва. 16 декабря, четверг
В Москву они вылетали утром. Коровин провожал их в
аэропорту. Он был задумчив и как-то подавленно молчал почти все время. И лишь
когда они пошли на посадку, вдруг обратился к Дронго:
— Откровенно говоря, я считал, что вы только
перестраховываетесь. Хотите проверить все до конца. Даже злился, что вы
приехали. Они ведь уверяли меня, что все в порядке. И вскрытие было, и его зубы
проверяли. А оказалось — все обман. Теперь на всю жизнь запомню, как вы смогли
настоять на своем. До свидания.
Уже в салоне самолета Нащекина обратилась к Дронго:
— А вы умеете создавать о себе легенды. Теперь Коровин и эти
господа из полицейского управления будут уверены, что имели дело с абсолютно
непредсказуемым аналитиком, который блестяще доказал им свою правоту.
— А вы как считаете? — лукаво спросил он.
— Вы хотите, чтобы я начала вам льстить?
— Не хочу. Но и не вижу в этом ничего необычного. Я
вспоминаю рассказ одного американского фантаста. Кажется, Азимова или Брэдбери,
сейчас уж точно не вспомню, кого именно. Там шла речь о невероятном космическом
разуме, вобравшем в себя все знания Вселенной. Но этот разум оказывается
бесполезным, так как никто из прибывших не может нормально сформулировать для
него вопрос. И делается гениальный вывод из этой парадоксальной ситуации: чтобы
задать правильный вопрос, нужно хотя бы отчасти знать на него ответ…
— И вы всегда знаете ответ? — усмехнулась Нащекина.
— Не всегда, — сознался Дронго, — но стараюсь помнить об
этой притче. Беда людей заключается в том, что они мыслят привычными
категориями, не пытаясь выйти за рамки своей профессии. Что интересовало
полицейское управление? От чего умер Гейтлер? Как он умер? Был ли у него
сердечный приступ? Является ли найденное тело трупом погибшего генерала? В
общем, обычные вопросы, которые всегда задают в таких случаях полицейские
следователи. И еще они проверили его зубные протезы, пригласили на опознание
родственников, убедились, что шрамы на найденном теле соответствуют ранам,
полученным Гейтлером. В этом и состояла ошибка работников полиции.
Сердечный приступ, конечно, был создан искусственно.
Очевидно, несчастному сделали укол, сокративший его сердечную мышцу. Затем
насыпали в кабину машины таблетки, бросили туда пузырек, создав видимость,
будто человек боролся с приступом. Несчастного задушили в воде, чтобы создать
полную иллюзию. Затем усадили в машину и столкнули вместе с ней в реку.
Нужно было поставить перед патологоанатомами совсем другие
вопросы. Я уверен, что если бы они не проводили обычное вскрытие, а проверили
бы рубцы на теле погибшего, то быстро установили бы, что они свежие, и никаких
внутренних повреждений от его ранений нет. Теперь зубные протезы и коронки. Они
сравнили его челюсти с сохранившимся у стоматолога снимком и убедились, что они
совпадают. Но этого было мало. Нужно было задать всего один элементарный
вопрос: у погибшего новые протезы или старые? Почему все зубы у трупа оказались
только-только обработанными? Разве не ясно, что это вызвало бы как минимум
подозрение. И наконец, необычное завещание Гейтлера. Когда мне про него
сообщили, я уже был уверен, что мы правы.
