– Только этого не хватало! Выброси такие мысли из головы,
даже не думай…
– Хорошо…
– И вообще, не думай об охране на будущее. Мы вдвоем
отобьемся от целой банды. Разве не так? – вдруг пошутил Ермакович.
– С вами конечно, – без энтузиазма согласился Кольчугин. Он
знал, что когда шеф в гневе, его тяжелой руки боятся все подчиненные. Ермакович
не позволял себе срываться, будучи губернатором, но весь город знал, что много
лет назад он один дрался против четверых вооруженных бандитов. И сумел не
проиграть.
– И уточни насчет утреннего рейса в Киев. Пусть оставят один
билет для Ольги Павловны, – добавил Виктор Викторович.
– Вы хотите провести вашу первую пресс-конференцию без нее?
– все-таки спросил Кольчугин.
– Да. У тебя есть возражения?
– Нет, – быстро ответил Кольчугин. – Я все сделаю.
Ермакович взял блокнот и написал записку Пархоменко: «Оля,
когда закончишь совещание, позвони Кольчугину на его мобильный». Она должна
понять, что происходит. Вызвав секретаря, он приказал передать записку Ольге
Павловне, как только она вернется в свой кабинет.
Через десять минут после этого он уже сидел в салоне
автомобиля, направлявшегося в аэропорт. Когда самолет взлетел, Ермакович
посмотрел вниз. Сколько раз за последние годы он вот так же поднимался в
воздух, направляясь в Киев? Теперь и не сосчитать. Но, возможно, этот его полет
последний в должности губернатора области. На мгновение его охватила грусть –
жаль все-таки расставаться с родными местами, где в него так верили и так ему
доверяли. Под крылом самолета появился поселок, где он рос, где должен был
утонуть в болотной жиже отстойника, сломаться после первого судебного приговора
и после второго и где его жизнь, в конце концов, сложилась совсем по-другому.
Виктор Викторович вспомнил размытое лицо матери на подушке.
По всем законам логики он не должен был его помнить, но больничный запах въелся
в его сознание, кажется, на всю жизнь. Или ему только так кажется? А табуны
лошадей в Сальских степях и горький вкус баланды в колонии Кременчуга? Он все
это ясно помнит. Неужели такое было в его жизни? Или все это ему только
приснилось, а теперь он наконец проснулся?
В самолете его узнали. Притихшие пассажиры перешептывались,
глядя на молчаливого губернатора. А Ермакович вспоминал свое детство,
молодость, всю свою жизнь. Разве сам он да и кто-нибудь могли предположить, что
его судьба сделает такой невероятный вираж и выведет его на самую высшую
должность в стране? Он глянул на Кольчугина, сидящего рядом, и сообщил:
– В девять у нас пресс-конференция. Учти, что там
обязательно будут задавать провокационные вопросы.
– Какие вопросы? – не понял Кольчугин.
– Разные. Ты не смей на них отвечать. Только улыбайся и жди,
пока я сам не отвечу.
– Откуда вы знаете? – испугался Кольчугин. Ему хорошо был
известен вспыльчивый характер шефа.
– Вот увидишь, – загадочно проговорил Виктор Викторович. –
Им нужно сорвать мою первую пресс-конференцию. Поэтому ни одного лишнего слова,
ни одного ненужного жеста.
Кольчугин торжественно и серьезно кивнул.
В аэропорту их уже ждали два автомобиля. Во второй машине
сидели сотрудники службы безопасности, прикрепленные к главе правительства.
Ермакович усмехнулся, очевидно, президент умеет считать голоса депутатов не
хуже своих аналитиков. Наверняка просчитал множество вариантов, прежде чем
убедился, что необходимое количество голосов получит именно донецкий кандидат в
премьеры.
Среди встречающих был и Олег Константинович Погребняк, тот
самый первый заместитель руководителя администрации президента, который звонил
ему сегодня утром. Они обменялись рукопожатиями, словно ничего не произошло.
Потом вместе уселись в салон первого автомобиля. Кольчугин устроился во второй
машине. Когда автомобили тронулись, Ермакович ровным голосом спросил, когда
состоится пресс-конференция.
– В девять, – сдержанно подтвердил Олег Константинович. – Мы
предупредили все каналы и все информационные агентства о вашем приезде…
Виктор Викторович промолчал. Он ждал следующих слов от
проигравшего собеседника.
– Можете не беспокоиться, – выдавил из себя Погребняк, –
никаких лишних вопросов не будет. Мы убрали ненужных журналистов. Провокации мы
не допустим.
Ермакович усмехнулся. Ведь только сегодня утром Олег
Константинович говорил совсем другим тоном. Очевидно, был уверен, что президент
не предложит этот пост выходцу из Восточной Украины, поскольку в этом случае
будет нарушен баланс власти: два высших поста займут представители восточных
областей. Но президент принял умное решение, и теперь Погребняк подбирал для
разговора совсем другие фразы.
– Серафимчук просил передать вам его поздравления, –
продолжил он как ни в чем не бывало. – Примите и мои личные поздравления. А
пресс-конференция будет короткой, не более получаса. Потом мы поедем к
президенту. Завтра же у вас выступление в парламенте. Мы говорили с
руководством Верховной рады. Они уверены, что ваше правительство получит нужное
количество голосов.
Ермакович усмехнулся еще раз. Глянул на сидящего рядом с ним
чиновника и неожиданно жестко спросил:
– А как насчет моего досье? Разве его не будут сегодня
оглашать?
– Мы сделаем так, чтобы о нем все забыли, – ответил
Погребняк, не поворачивая головы. Он смотрел прямо перед собой. – Считайте, что
это была неудачная шутка наших оппонентов.
– Сукины дети, – выругался Ермакович. – Думали, меня можно
так глупо испугать?
Было не совсем понятно, кого именно он имеет в виду –
сидящего рядом с ним чиновника или неведомых «оппонентов». Погребняк посмотрел
на Ермаковича, невольно оценивая его рост и телосложение. И на всякий случай
немного отодвинулся.
– Завтра у вас встреча с лидерами наших партий,
представленных в Верховной раде, – осторожно напомнил он.
– Завтра утром я поеду в Лавру, – отрезал Ермакович.
– Куда? – изумился Погребняк.
– В Лавру, к отцу Иоанну, – пояснил Виктор Викторович, –
сначала получу его благословение.
Олег Константинович осторожно перевел дыхание. Похоже, с
этим человеком им не будет скучно.
– Вы понимаете ваше положение, – попытался объяснить
Погребняк, – сегодня вы уже не просто губернатор Донбасса, сегодня вы
единственный кандидат в премьеры, чью кандидатуру выдвинул сам президент.
– Ну и что?
– Вы не можете просто так появляться в Лавре. Она
принадлежит православной церкви Московского патриархата. Вы понимаете, что это
будет означать для всей страны? Это однозначный сигнал всем нашим партиям, с
кем именно вы собираетесь блокироваться… Есть и другие приходы, у нас
многоконфессиональная страна, и не все разделяют позицию Московской патриархии.
Теперь вы должны быть осторожны вдвойне. Этого делать нельзя ни в коем случае.
