Все ждали, что он им скажет. От его настроения и его слов
зависело, как они поведут себя дальше.
– Авария, – повторил шеф, поднимаясь. – Выходит, решили
сделать по-своему. – Он помолчал. – Значит, так, все по своим местам. Будем
считать, что это случайность, на которую мы не имеем права обращать внимание.
– Но, Виктор Викторович… – попытался что-то возразить
помощник.
– Случайность, – повысил он голос, – и не нужно мне ничего
больше объяснять. Я не ребенок, все понимаю.
– Это убийство, – тихо сказал кто-то из присутствующих. Но
недостаточно тихо, чтобы его не услышал хозяин кабинета.
Тот нахмурился и быстро произнес:
– Такими делами занимается прокуратура, а мы должны
работать. Работать так, чтобы не оставить им ни единого шанса… – Не
сдержавшись, он сжал пальцы в кулак, стукнул им по столу. Стукнул не очень
сильно, сумев в последний момент смягчить силу удара, и все же стук был подобен
удару гонга. Все поспешили к выходу.
Когда все вышли из кабинета, Виктор Викторович глянул на
телефон. Два года назад он точно так же смотрел на аппарат, ожидая звонка
президента. Неужели с тех пор прошло только два года? А кажется, это было так
давно. Он закрыл глаза. Тогда ему тоже трудно было принять решение. Зато
множество людей пытались это сделать за него, давали ему советы, искренне
считая, что он в них нуждается. Но он никогда не слушал чужих советов, даже
если ему пытались помочь близкие люди. Всю свою жизнь шел напролом. Как
поступил тогда, два года назад, так поступит и теперь, получив это невероятное
известие об автомобильной аварии, которая не должна была произойти ни при каких
обстоятельствах.
При воспоминании об Ольге Пархоменко ему стало по-настоящему
больно. Ермакович вызвал Кольчугина.
– Узнали подробности? – спросил он пресс-секретаря.
– Она встретилась с этим человеком, – сообщил Кольчугин. –
Она сидела за рулем, он был рядом. Они разговаривали. А из-за угла неожиданно
выехал самосвал. Сотрудники милиции считают, что у них не было шанса. Ни
одного. Оба сразу погибли, не мучались.
– Им устроили эту аварию, – зло проговорил премьер. – Я
должен был понять, что они не успокоятся и устроят такую аварию своему сотруднику.
Поезжай на место, посмотри, что надо сделать.
– А вы?
– Я поеду в Верховную раду. Буду отвечать на вопросы нашей
оппозиции.
– Без документов? – спросил Кольчугин.
– Да, – кивнул Ермакович. – У меня уже был в жизни похожий
случай. Я должен был выступать во время предвыборного собрания, а у меня украли
все документы, решив, что я не справлюсь с докладом без шпаргалки. А я стал
говорить без доклада, и меня тогда выбрали. История, как видишь, повторяется.
Только тогда был фарс, а сейчас настоящая трагедия. Бедная Ольга, как страшно
все получилось…
Он поднялся и посмотрел на своего пресс-секретаря. Кольчугин
подумал, что сегодня его патрон выглядит гораздо более утомленным, чем всегда.
Сказалось напряжение последних дней.
– Мне сообщили, что в газетах может появиться ваша
фотография с этим греком, – неуверенно сообщил он.
– Теперь уже все равно, – отмахнулся премьер. – Пусть
печатают все, что хотят. Они все равно проиграли. – Он подошел к аппарату
правительственной связи, набрал номер руководителя службы безопасности. –
Здравствуйте, генерал, – бросил отрывисто, – вы уже слышали, что сегодня в
аварии погиб мой сотрудник? Мой помощник – Ольга Пархоменко?
– Конечно, слышал. Примите мои соболезнования…
– Не нужно. Она поехала на встречу с кем-то из ваших
работников. По моим сведениям, на них неожиданно налетел самосвал, и они оба
погибли.
– Мы проведем собственное расследование, – твердо пообещал
генерал, – и я хочу вас заверить…
– Что с Костенко? – во второй раз перебил его премьер. Было
очевидно, что ему очень тяжело. – Он еще работает?
– Генерал Костенко отстранен от занимаемой должности. Мы
проводим служебное расследование.
– До свидания, – премьер положил трубку.
Ровно в полдень он появился в Верховной раде – невозмутимый,
мрачный, высокий, сильный, нависающий над депутатами. Ермакович отвечал на
вопросы коротко, энергично, не колеблясь. Запрос обеих оппозиционных партий был
отклонен. А на следующий день начались митинги оппозиции, требующие не вводить
индивидуальные идентификационные номера. Шествия проходили шумно, со
священниками, истеричными бабами и подвыпившими мужчинами. Митинги устраивали у
стен кабинета министров. И через несколько дней президент подписал указ об
отмене постановления правительства. Это была чудовищная уступка людям,
оставшимся в прошлом веке, но давление этих неуправляемых митингов было
огромным. Ермакович понимал, что это часть организованного плана, но не стал
протестовать. И внешне спокойно согласился с решением президента страны.
На следующий день состоялся очередной митинг оппозиции.
Выступившие на нем лидеры своих партий Мищенко и Милашенко потребовали
очередной отставки правительства. Среди функционеров партии Мищенко стоял
мужчина в кепке и светлом плаще. Если бы кто-нибудь видел гостя Ольги
Пархоменко в ее квартире, то сразу же узнал бы в этом типе того самого Игоря,
который так ей понравился.
Откуда ей было знать, что он был давний сотрудник военной
контрразведки. Откуда ей было знать, что в воскресенье вечером была достигнута
договоренность между сотрудниками службы безопасности и военной контрразведкой.
Решено было не выносить «сора из избы». Поэтому в понедельник Игорь позвонил
ей, уже зная, что случится дальше. Она приехала на встречу, и у нее в салоне
автомобиля оказался совсем другой, якобы заменивший Игоря, когда из-за поворота
появился самосвал. В последнюю секунду Ольга что-то поняла, но не успела даже
вскрикнуть.
При встрече Ольга Павловна Игорю совсем не понравилась. Он
не испытал никаких чувств к сорокалетней женщине с сальными волосами и
бесцветными глазами. Это была часть его служебной деятельности, и он выполнил
свою работу на «отлично».
Ольгу Пархоменко и неизвестного мужчину похоронили на
кладбище рядом. Цветы от премьера и его сотрудников присылали на обе могилы.
Кушаков получил повышение. Арестованного Костенко довольно
скоро амнистировали, ведь у него было столько государственных наград,
полученных на нелегкой службе в КГБ! Погребняк ушел в отставку и уехал к
родственникам в Польшу. Шеф-повар Наливайко перешел в другой ресторан, еще
более известный и дорогой, где его мастерством по сей день восхищаются
иностранцы и лидеры зарубежных стран, прибывающие в Киев. Кравченко быстро
поправился, Хлыстун стал подполковником.
А Ермакович продолжил работать премьер-министром огромной
страны. Потом у него было много проблем, сложных и очень сложных. Его
по-прежнему уважали и ему завидовали. Этот человек не мог оставить равнодушным
никого из политических оппонентов, настолько неоднозначным и сильным он был. И
в один из осенних дней он приехал на могилу Ольги Пархоменко, положил на нее
букет белых роз, которые она так любила. Премьера сопровождал пресс-секретарь
Кольчугин, и ему показалось, что, стоя у могилы, Ермакович, чуть шевеля губами,
что-то произнес, похожее на клятву. Позже, в салоне автомобиля, Кольчугин
осторожно спросил:
