— А с другой стороны, нет ничего тяжелее, чем потерять человека, которого любишь всем сердцем.
— Это верно. — Всего два слова, но в них выразилась вся его боль.
— Ваш дед рассказал мне, как погиб ваш отец. Мне очень жаль. Должно быть, вам его очень не хватает.
— Да, очень. Думаю, это уже до конца моих дней.
От его интонации ее пробрал холод. Она надеялась, что ей удается скрывать, как он ей нравится. «Отцы и дети. Семья».
Отвернувшись к речке, она сказала:
— Я не умею точно забрасывать леску. Объясните, как нужно делать.
— Ну, — сказал он, опять встав за ее спиной, — прежде всего нужно принять правильную позу. Расслабьтесь. — Он взял ее за руку и с невероятным терпением и неожиданной мягкостью показал ей, как выполнять нахлест. Предлог был прозрачным, и оба это понимали.
Но ей это было все равно. Она думала только о том, что он снова обнял ее, хотя бы под предлогом обучения. Она наслаждалась, ощущая его крепкое тело, теплое дыхание у себя на шее, его тихий шепот, его запах. Она едва сдерживалась, чтобы не обернуться к нему и не поцеловать его прямо в губы. Интересно, он случайно поставил ее в такую позу или намеренно?
— Этого не стоило делать, — тихо, но решительно сказал он.
— Но я стараюсь изо всех сил.
— Я говорю не о леске. — Он опустил голову и проговорил ей на ухо: — Мне не стоило вот так касаться вас.
— Значит, мы хоть о чем-то одинакового мнения.
Это повторяется всю жизнь, с горечью подумала она, все и всегда будут понимать, что с ней не стоит быть близким.
— Я хотел сказать… Черт! Это было здорово! Я так давно не обнимал женщину, Клэр. Вы мне словно снитесь!
Удилище выпало на камни. То ли она сама повернулась, то ли он повернул ее к себе. И в следующую секунду она его поцеловала.
Взяла и поцеловала — человека, которого едва знала, внука своего клиента! И не могла оторваться от его губ. И он будто догадался, что она изголодалась по близости с мужчиной. У нее не было большого опыта в поцелуях, но этот поцелуй определенно был настоящим. Потрясающим! Он был как недостающий кусочек мозаики, который встал точно на место, и его губы были горячими и сильными, руки — нежной и надежной гаванью. Она почувствовала, что он по-настоящему относится к ней, это ощущалось по его рукам, по страстному дыханию. Возможно, солдат, только что пришедший с войны, льнет так к любой женщине. А может быть, дело в ней самой. Она хотела спросить у него, ей так хотелось в это поверить! Вот так, всего за несколько секунд, он заставил ее забыть обо всем на свете. Об этом она мечтала, лежа без сна столько ночей, когда ее терзало сознание своего бесконечного, безвыходного одиночества.
Этот поцелуй был сладкой мукой. И главное — мукой, потому что за этот волшебный момент она испытала все, чего жаждала, но чего никогда не сможет иметь.
Наконец, она собрала всю волю и высвободилась из кольца его рук.
— Гм… Ну что ж… Вернемся к рыбной ловле. — Стараясь говорить непринужденно, она наклонилась за удилищем.
— Да, я совсем забыл. Но прощения не прошу — для этого мне было слишком хорошо.
Но было ли хорошо для самой Клэр, что она отведала запретный плод, или лучше было и не пробовать, чтобы не знать, чего она навеки лишена. Но теперь уже поздно. Теперь она знала, что всю жизнь будет вспоминать этот поцелуй.
— Мы… Нам не следовало этого делать.
— Странно, но я как раз подумал, что это был самый приятный момент в моей жизни после демобилизации. Чувствую себя лучше, чем после трех дней увольнения. Мы целовались… всего несколько секунд, но я пришел в полный порядок.
— Росс…
— А что, у вас есть друг?
— Если бы у меня был друг, я не стала бы с вами целоваться.
— И прекрасно.
— Почему?
— Потому что… вы ведь свободны, верно?
— Нет, — твердо сказала она.
— Почему?
— Ну… Это трудно объяснить.
— Здорово… Так мне, дураку, и надо!
— Я не хотела… Росс, я просто не могу говорить об этом.
— Ну, теперь я точно попался на крючок!
«Быстро, — приказала она себе, — придумай какую-нибудь ложь». Нужно было сказать, что у нее есть друг. Но она не хотела его обижать, не могла себя заставить солгать ему. Но и сказать правду тоже не могла.
Зачем, ну зачем она это допустила? Ничего хорошего и; этого не выйдет. Он был как соблазнительное лакомство из кондитерской «Скай-Ривер». Зачем соблазнять себя тем, что для нее вредно?
— У меня снова клюет? — сказала она, потянув удилище.
— Только осторожно, без рывков. А то вы…
— О, она сорвалась! Я слишком резко потянула удочку.
— Бывает.
— Наверное, мушка пропала. — Она покрутила на себя рукоятку катушки. — Все равно уже совсем стемнело, ничего не видно.
Они собрали вещи и перешли речку. Он поддерживал ее за руку, не отпуская, даже когда они поднялись на свои берег и направились по тропинке к коттеджу. Территорию освещали фонари на тропинках, в траве и кустах светились светлячки. На берегу у главного здания горел костер, слышны были приглушенные голоса.
— Выходит, мы с вами попали в неловкое положение, да? — напрямую спросил Росс.
Она тоже не стала лукавить:
— Наверное.
После танцев Джордж предложил Миллисент Дэрроу доставить ее до места на электрокаре.
— Лучше позвольте мне проводить вас, — отказалась она.
Он удивленно засмеялся:
— Ваше желание для меня закон.
Росса и Клэр видно не было, и Джордж надеялся, что они отправились погулять и поближе познакомиться.
— Милли, я хотел поблагодарить вас за то, что вы терпели меня во время танцев.
— Но вы вовсе не так уж плохо танцуете. А какой у вас замечательный коттедж! Самый просторный и уединенный.
— Когда мы приезжали сюда в пятидесятых годах, он был лодочным сараем. Его очень удачно переделали. Заходите, я покажу его вам.
— Может, как-нибудь потом. — Она подняла волосы с шеи. — Сегодня слишком жарко. Вы не будете возражать, если я немного поболтаю ногами в воде?
— Дорогая моя, можете болтать в ней чем угодно! — Выпитое после обеда вино слегка кружило ему голову, но он не обращал на это внимания.
— Отлично. — Она сняла босоножки и осторожно уселась на край причала. — Ах, какая прелесть!
Он сел рядом и, закатав брюки, тоже опустил ноги в воду.
— Как в старые добрые времена!
— Даже лучше! В детстве я была примерной девочкой и с завистью поглядывала на тех, кто позволял себе разные вольности. Я имею в виду ребят, которые исподтишка таскали у родителей пиво или плавали голышом.
