— Ну ладно, мне пора идти. У меня вечером семинар по журналистике. Альфред Эйзенштадт собирается рассказать о своих послевоенных фотографиях.
— Побудь немного со мной, — предложил Чарльз. — Может, поздороваешься с Джейн. Джордж, я действительно хочу, чтобы вы познакомились поближе. Она правда замечательная девушка.
«Я знаю». Он вспомнил их ночь, ощущение ее гладкой шелковистой кожи под своими губами, отчаяние, которое каким-то волшебным образом превратилось в любовь.
— Извини, Чарльз, — сказал он, бросая газету в урну. — Я просто не вижу в этом смысла.
До сих пор Джорджу не приходилось применять на практике знания, полученные при изучении журналистики. Но на этот раз он воспользовался ими, чтобы выяснить адрес Джейн. Ему удалось узнать девичью фамилию ее матери, Свифт, и фамилию мужа ее тетки, Скэнлон. С этими данными найти адрес уже не составляло труда. Оказалось, что они живут на западной окраине города, где дома еще не телефонизированы.
В тот вечер поиски привели его на Нижнюю Стейт-стрит, к одному из стандартных домиков с маленькой террасой в жалком захолустном районе. Сюда возвращались рабочие после двенадцатичасовой смены на проволочно-волочильном заводе или на чулочной фабрике, здесь они ссорились со своими женами, растили детей, играли в пляжный бейсбол, отдыхали на переднем крыльце с бутылкой пива, а утром снова тащились на работу.
Так вот где она живет, думал он, расплачиваясь с шофером такси. Он впервые оказался в этом районе, и по сравнению с ухоженными лужайками Йеля это была другая планета. Должно быть, странно чувствует себя Джейн, когда каждый день ездит на автобусе из одного мира в другой.
— Хотите, чтобы я подождал вас? — спросил шофер.
— Нет… Впрочем, да, пожалуй.
— Вряд ли здесь легко поймать такси.
— Можете дать мне минут десять?
— Конечно. У меня только и есть что время.
Джордж понятия не имел, почему ему должно хватить десяти минут. Может, подумал, что именно столько времени у него уйдет на поиск любимой женщины и на то, чтобы вручить ей свою судьбу. И по истечении этих десяти минут станет понятно, придется ли ему уезжать или он останется с Джейн.
Вот так легко и просто.
Чуть дальше хрипло залаяла какая-то дворняжка. Где-то хлопнули дверью. Джордж расправил плечи и пошел по заросшей тропинке к переднему дворику. За окном в комнате он увидел пожилых супругов, вероятно, тетку Джейн с мужем. Рядом сидела Джейн и третья женщина, скорее всего, мать Джейн. В последний раз он видел ее летом 1944-го. И сейчас едва узнал — седая, с тупым, неподвижным лицом, она что-то вязала, и спицы так и мелькали в ее руках, как будто от скорости вязания зависела ее жизнь. Все собрались вокруг высокой консоли, на которой стоял радиоприемник с поблескивающей янтарным светом панелью настройки. Из него доносился голос Уолтера Уинчелла, ясно слышимый через открытое окно.
Джорджу захотелось тут же выдернуть Джейн из всего этого убожества, унести ее в другой, светлый и благополучный мир.
Их ожидал Париж, но было одно препятствие. Она сказала, что с Чарльзом все кончено, но ни разу не сказала, что сама его любит. Сейчас все должно было выясниться, раз и навсегда.
Внезапно ему стало стыдно за свой роскошный йельский пуловер. Он стянул его и накинул на плечи. Затем решительно постучался в дверь домика. Он молился, чтобы дверь открыла Джейн, но ему не повезло. Дверь широко распахнул муж ее тетки, и Джорджа обдал сильный запах лука.
Это был крупный мужчина с отвислым животом, с небритым, но красивым, хотя и грубым лицом. На нем были рабочие брюки и нижняя рубашка с засунутой в рукав пачкой сигарет «Лаки страйк».
— Да?
— Меня зовут Джордж Беллами, я пришел, чтобы увидеть…
— Он пришел ко мне, дядя Билли, — прервала его Джейн, выйдя на крыльцо. — Мы постоим на крыльце.
— Что ж, ладно. — Он хмуро посмотрел на Джорджа. — А я подумал, что вы из тех парней, что ходят от дома к дому, несут, понимаешь, слово Божье.
— Гм, нет, сэр.
Мужчина кивнул и вернулся слушать радио.
Сдерживая желание немедленно схватить Джейн за руку и увезти отсюда, Джордж сказал:
— Я пришел объяснить свое поведение.
— О чем ты, Джордж?
Уединиться было негде, и они присели на ступеньку. На улице шла своя жизнь: родители звали детей домой, лаяли собаки, из окон доносился грохот и звон посуды, раздраженные и злобные крики семейных скандалов. Во дворах валялись небрежно брошенные ребятами велосипеды.
— Ты прибежала ко мне, провела со мной ночь и считаешь, что нам не о чем говорить?
— Я считаю это ошибкой, которую я сделала, поддавшись минутному настроению и испугу. Я действительно думала, что навсегда потеряла Чарльза. Мне не к кому было обратиться, кроме тебя. Я только хотела поговорить с кем-нибудь.
— Мы с тобой занимались не столько разговором, сколько кое-чем другим. — «Пожалуйста… не надо… останавливаться». Он так же ясно слышал ее голос, произносивший эти слова, как радио в ее доме.
— Это… Это вышло случайно… Я сама не знаю, как это случилось… Я слишком много выпила и плохо соображала. Мне было так тяжело… Я не знала… Не ожидала…
— Вздор! — взорвался он. — Ты пришла ко мне, зная, как я к тебе отношусь, зная, что я все еще…
— Нет. Я не знала, что ты ко мне испытываешь какие-то другие чувства… помимо презрения. Его ты никогда от меня не скрывал.
— Тогда зачем ты ко мне пришла?
— Потому что Чарльз тебя очень уважает, считается с твоим мнением. Я думала, что ты поговоришь с ним, убедишь его передумать.
— Нет, ты все знала! — заявил он. — Пьяная или трезвая, но ты знала, Джейн, что мое сердце полно тобой. Не отрицай этого.
— О, Джордж! — По ее щекам покатились слезы.
— Ты тоже это чувствовала, я знаю!
— Но…
— Замолчи и слушай! Еще не поздно. Меня пригласили на работу в Париже. Я приступаю к ней уже в следующем месяце, сразу после окончания колледжа. Мы поедем с тобой в Париж, поселимся в старомодной квартире на Рив-Гош. Это будет… Понимаешь, это будет не жизнь, а просто мечта!
Она разгладила на коленях платье и огляделась вокруг.
— Чья мечта, Джордж?
— Наша, глупенькая! Это же Париж, представляешь? Кто не мечтал жить в Париже?
— Что ты можешь знать о моих мечтах? — с горечью сказала Джейн. — Я не поеду с тобой в Париж. Я никуда с тобой не поеду. — Она повела вокруг рукой. — Вот мой мир, моя жизнь и судьба. Мне нужно ухаживать за мамой, а летом помогать отцу в лагере. Как я буду все это делать, если уеду в Париж?
— Мы что-нибудь придумаем, найдем решение…
— Ничего мы не придумаем, — сказала она. — Как ты не понимаешь? Кроме меня, у мамы с папой никого нет. Сколько бы денег у тебя ни было, ты не можешь «придумать» им другую дочь.
