Дронго привычно надел смокинг и вышел из «Метрополя». В
вечернее время в казино многие появлялись именно в таком виде, так что на него
не обращали особого внимания. Он прошел к отелю «Де Пари», находившемуся с
правой стороны от знаменитого казино, перешел улицу и поднялся в ресторан по
мраморным ступенькам, предъявив свое приглашение. В зале ресторана было уже
довольно много людей. Он кивнул Бибилаури, не подходя к нему, как они и
условились. Чуть в стороне блондин лет двадцати пяти стоял рядом с двумя очень
красивыми молодыми женщинами. Женщины его внимательно слушали. Дронго прошел
мимо. Молодой человек говорил по-русски, очевидно, его спутницы хорошо понимали
своего собеседника, так как все трое весело смеялись. Это был Константин
Романишин, одетый в смокинг с белой бабочкой.
В другом конце зала стоял Омар Халид, которого можно было
узнать по многочисленным фотографиям, часто появлявшимся в газетах. Характерное
темное лицо, большие выразительные глаза, полные губы – среди его предков,
возможно, были не только арабы, но и берберы или афроамериканцы. Он был явно чем-то
недоволен, что-то выговаривая одному из своих помощников, стоявшему перед ним.
Газетный магнат из Канады Генрих Херцберг разговаривал со своей супругой
Маргот. Ей было под шестьдесят, как и мужу, однако в отличие от супруга она
выглядела очень неплохо, сказывались четырнадцать пластических операций,
которыми она явно увлекалась. Издалека их можно было даже принять за отца с
дочерью. Но с близкого расстояния были заметны и этот неестественный блеск в
глазах, стянутая кожа, искусственно пухлые губы, опущенные края век и
нездоровый румянец на щеках. Конечно, хирурги были лучшими специалистами, но в
шестьдесят выглядеть на тридцать все-таки проблематично, даже для очень богатой
женщины. Хотя изнурительные упражнения и скальпели пластических кудесников
сделали фигуру Маргот Херцберг довольно привлекательной и стройной.
Разговаривая со своим супругом, она успевала улыбаться всем проходившим мимо
гостям.
Дронго прошел дальше. У окна беседовали двое мужчин. Хватило
одного взгляда, чтобы понять, кто это такие. Выделялся Айдар Досынбеков. На нем
безукоризненно сидел смокинг, несмотря на его коротковатые ноги. Мешки под
глазами выдавали его возраст, ему было уже далеко за пятьдесят. Красивые волосы
были аккуратно уложены. На безымянном пальце левой руки красовался крупный
перстень с большим бриллиантом. С ним разговаривал Ниязи Кафаров, прилетевший
из Баку. Он был выше среднего роста, с одутловатым, словно опухшим, лицом с
немного выпученными глазами. Уже редеющие седые волосы были коротко
подстрижены. У него болела шея после долгого перелета из Баку, и он постоянно
вертел головой, словно разминаясь перед ответственной игрой. Еще двое мужчин
стояли чуть в стороне, очевидно готовые подойти к собеседникам в случае
необходимости.
Один из них был Антонио Ковелли, личный секретарь Айдара
Досынбекова. Высокий, худощавый итальянец с красивым, очень запоминающимся
лицом, неуловимо похожий на молодого Алена Делона. Второй был помощником
Кафарова, он прилетел с ним из Баку. Он никогда не отходил от своего босса, ибо
был даже не помощником, а скорее телохранителем. Тельман Аскеров работал со
своим боссом уже несколько лет. К достоинствам Тельмана можно было отнести его
спортивные достижения, среди которых была и бронзовая медаль чемпионата Европы
по борьбе. Кроме того, он немного говорил по-немецки, так как провел в Германии
больше трех лет, до того как устроиться на работу к Ниязи Кафарову. Несколько
экзотическое имя Тельман появилось в Азербайджане с конца тридцатых годов:
детей называли им в честь лидера немецких коммунистов. Только у Эрнста Тельмана
это была фамилия, а в СССР она стала именем. С тех пор в Азербайджане и
осталось имя Тельман. С той лишь небольшой разницей, что у немцев ударение
делалось на первом слоге, а у азербайджанцев на последнем.
Кафаров разговаривал со своим собеседником, осторожно
оглядывая зал, словно опасаясь появления здесь посторонних лиц. Дронго
сдержанно улыбнулся. Любого крупного чиновника можно сразу узнать по этому
настороженному взгляду. Он словно опасается внезапного удара, который может
получить в любой момент. На самом деле такие люди уже давно ничего не боялись.
Их страшило только одно – немилость президента, из-за которой они могли
лишиться своего поста, а соответственно и денег, связей, положения в обществе,
то есть потерять все, что они имели. Лишение должности часто означало не просто
карьерный крах. Почти сразу следовало закрытие всех предприятий и частных фирм,
имеющих отношение к этому чиновнику, начинались серьезные налоговые и
таможенные проверки. Все прежние друзья на всякий случай предпочитали не брать
телефон, когда им звонил такой бывший чиновник; лишенный правительственной
связи, он словно оказывался в вакууме. Одним словом, лишение должности означало
разорение и крах всего созданного с таким трудом благополучия. Хуже того, правоохранительные
органы, словно сорвавшиеся с цепи псы, начинали донимать ранее
неприкосновенного чиновника своими проверками и придирками, стараясь отщипнуть
от его богатства и свой законный кусочек. И пока чиновник не разорялся
окончательно, его добивали изо всех сил.
Дронго огляделся. Бибилаури беседовал с высоким мужчиной,
очевидно, одним из организаторов игры. Внешне незнакомец был похож на итальянца
или француза. Интересно, где находится Чеботарь. Едва Дронго подумал об этом,
как увидел невысокого мужчину, стоявшего у одного из столиков. В руках у
мужчины был высокий бокал, которым он очень умело закрывал свое лицо,
разглядывая всех остальных. Седые волосы ежиком, очень внимательные глаза,
густые брови, круглая голова плотно сидела на широких плечах, у одного из самых
известных игроков явно была очень короткая шея. Или ее вообще не было.
Петр Чеботарь внимательно следил за входом, словно отмечая
всех появлявшихся. Минут на пятнадцать опоздал Шульман, вошедший в зал в
компании нескольких человек, очевидно своих соотчественников. Они говорили
по-английски и по-французски. Обратившись к Шульману, кто-то называл его по
имени. Шульман был высокого роста, почти как Дронго. У него был вытянутый нос,
большие, словно расплющенные и прижатые к голове уши, острый подбородок.
Короткая бородка, усы. Волосы были гладко зачесаны назад. Ему было лет сорок пять,
не больше.
Последним, уже в половине восьмого, в зал ресторана вошел
тучный мужчина лет сорока. У него были лохматые светлые волосы, длинные
ресницы, нос пуговкой. Взглянув на него, вы сразу могли предположить, что это
славянин – украинец или русский. Тарас Маланчук принадлежал к той часто
встречающейся категории бывших советских людей, которых не могли «испортить» ни
хорошо сшитый смокинг и наличие миллионов на своих счетах в банке, ни даже
владение иностранными языками. Смокинг сидел на нем очень плохо, бабочка
съехала куда-то в сторону, брюки постоянно приходилось подтягивать, даже
несмотря на подтяжки. А вместо лаковой обуви, полагающейся в таких случаях, на
нем были итальянские туфли типа «инспектор», что никак не вязалось с его
смокингом. Появился он один, без помощников. Очевидно, Маланчук предпочитал
путешествовать в одиночку.
Дронго увидел, как подобрался Чеботарь при появлении
Маланчука, как убрал свой бокал, внимательно наблюдая за этим игроком. Стараясь
оставаться незамеченным, Дронго обошел зал, приближаясь к Чеботарю сзади. Он
успел подойти совсем близко, собираясь что-то спросить, но Чеботарь, даже не
поворачивая головы, опередил его, негромко спросив:
