– Вы хотите познакомиться или будете за мной тоже следить?
– У вас хорошо развито боковое зрение, – сказал с
восхищением Дронго, – я думал, что вы даже не смотрите в мою сторону.
– Такая профессия. Нужно видеть все, что происходит по
сторонам. Шея у меня короткая, приходится работать глазами, – усмехнулся
Чеботарь, по-прежнему не поворачивая головы.
Дронго встал рядом с ним.
– Говорят, что у Пеле было такое зрение, – вспомнил он,
улыбнувшись, – и это позволяло великому футболисту видеть все поле.
– Не слышал, – улыбнулся в свою очередь Чеботарь, – но
сравнение лестное. Вы, очевидно, тот самый знаменитый эксперт, о котором я
много слышал. Уже успели обойти зал. Интересно, какие у вас впечатления? Можете
поделиться?
– Судя по всему, Омар Халид человек эмоциональный и
вспыльчивый. Херцберг, наоборот, спокойный и выдержанный. Такие два разных
полюса. Айдар Досынбеков, наш главный соперник, – мужчина, безусловно, умный,
внимательный, хорошо просчитывающий ситуацию. Его собеседник – Ниязи Кафаров, –
весьма амбициозный, сильный, умелый игрок. Хотя, если блефовать уверенно и
долго, он может не выдержать, скажется нервное напряжение, которое он постоянно
испытывает на его нынешней службе.
– Очень интересно, – наконец повернул голову Чеботарь. – А
остальные?
– Романишин стоит несколько в стороне. Я не знаю, кто его
спутницы, но в таком молодом возрасте должны быть и другие интересы, кроме
карточной игры. Если он так в ней увяз, то это довольно опасно и для его
психики, и для его окружения.
– Что вы скажете о нашем нанимателе?
– Мне не нравится слово «наниматель». Но он, очевидно,
получил слишком сильный удар два года назад, если так неистово хочет отомстить.
– Он потерял тогда полтора миллиона евро. Выиграл четыре и
должен был забрать весь выигрыш. Поставил пять с половиной, имея три дамы, и
был уверен, что побьет Айдара. А у того оказались три короля. Можете себе
представить, какой это был удар, ведь еще один король был на руках у самого
Бибилаури. Он был уверен, что здесь что-то нечисто, и оказался прав. В прошлом
году Айдар Досынбеков снова выиграл, и я понял, что ему помогает Ионас.
– Но сейчас Ионаса нет?
– Уверен, что нет. Но есть кто-то другой.
– Шульман или Маланчук?
– Пока не знаю. Думаю, что Шульман, но не уверен. Нужно
проверить. У нас есть еще полтора часа до игры.
– Вы раньше их не видели?
– Если бы видел, то кое-что знал бы о них. У меня
фотографическая память, иначе я бы не мог запоминать две колоды карт.
– Действительно. Я забыл о вашей специализации, – иронично
согласился Дронго, – тогда будем следить за обоими. А помощники игроков могут
оказать им какую-нибудь помощь?
– Нет. Это практически невозможно. Иначе каждый игрок сажал
бы рядом с собой такого специалиста, как я. Когда можешь просчитать все карты,
играть просто неинтересно. Почти точно знаешь, у кого и какие карты могут быть.
Поэтому никого из посторонних в зал не пускают. Чтобы вас пустили в игровой
зал, нужно быть членом клуба казино Монте-Карло. Легче стать космонавтом. А
таким, как я, – лучше вообще не светиться. Обратите внимание, что Маланчук
пришел один. Это дурной знак. Либо он так уверен в своем превосходстве, либо он
просто наивный дурачок, решивший попытать счастья в игре с такими «зубрами». Я
буду внимательно следить за обоими.
– Договорились. Я буду делать то же самое. – Дронго
неторопливо отошел от своего собеседника.
И увидел шагнувшую к нему молодую женщину, которая совсем
недавно разговаривала с Константином Романишиным. Незнакомка была в светлом
длинном платье. Плечи были обнажены. Светлые волосы красиво уложены. Кукольное
лицо словно нарисовано. Ей было где-то тридцать.
– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она, – сначала
мне показалось, что я ошиблась. Но потом поняла, что спутать вас с кем-то
другим просто невозможно. У вас очень запоминающаяся внешность. Вы ведь тот
самый знаменитый эксперт, о котором так много говорят.
– Если говорят, то это плохо, – ответил Дронго, – с такой
профессией, как у меня, нужно, чтобы тебя узнавало как можно меньше людей.
– И кличка у вас такая смешная.
– Меня обычно называют Дронго.
– Я помню, господин Дронго. А я – Алина Смолич. Может, вы
помните моего дядю – Виктора Гриценко, которому вы так помогли лет десять
назад. Я была тогда еще студенткой-первокурсницей.
– А теперь вы уже взрослая женщина, – улыбнулся Дронго. Он
помнил ее дядю. Саму молодую женщину он вспомнить никак не мог, прошло слишком
много времени, и она из худощавого нескладного семнадцатилетнего подростка
превратилась в красивую молодую женщину.
– Значит, вспомнили, – обрадовалась Алина, – а я сразу вас
узнала. Вы здесь в качестве игрока? Тоже примете участие в «Большой игре»?
– Нет. Я не настолько богат, чтобы играть в такие игры. Нет
лишних пяти миллионов евро.
Она улыбнулась, показывая мелкие ровные зубы.
– Очень странно. Мужчины обычно не признаются, что у них мало
денег, – сказала Алина.
– Я не сказал, что у меня их мало. Я сказал, что «нет
лишних». Это разные вещи. Но по сравнению с господами, которые будут играть, я,
наверно, действительно выгляжу не слишком перспективно.
– Я с удовольствием бы вам одолжила, – ответила она.
– У вас есть лишние пять миллионов евро? – уточнил Дронго.
– Тоже не лишние, но есть, – улыбнулась Алина, – мы с мужем
давние члены клуба казино Монте-Карло.
– Вы члены клуба? – не поверил Дронго.
– Разумеется. Мой супруг даже какой-то дальний родственник
князей Гримальди. Я не представилась. Ведь теперь я уже не Алина Смолич, а
Алина Меранже, супруга графа Огюста Меранже. Может, вы с ним знакомы? Он сейчас
как раз беседует с господином Херцбергом.
Огюсту Меранже было лет сорок пять. Почти лысый, с
аристократически вытянутым лицом, он подошел к чете Херцберг и о чем-то говорил
с ними. Смокинг сидел на нем безупречно.
– Я рискую показаться полным идиотом, но, честное слово, не
знаю, кто такой ваш супруг, – признался Дронго.
– Он совладелец компании, производящей «Миражи», – пояснила
Алина. – «Форбс» считает, что он входит в сотню самых богатых и известных людей
Франции. Он обычно принимает участие в «Большой игре», но сегодня вечером
должен вернуться в Париж. Завтра он улетает с президентом Франции в
Великобританию, поэтому его с нами не будет.
– Очень жаль. А вы остаетесь?
