– Нас ждут, Марат! — заволновалась Дуняша. — Я же на секунду выбежала!
Все правильно она говорит. Куда торопиться, когда впереди — целая ночь? А точнее, вся жизнь.
И все равно — вышли из комнаты, а червячок точил. Не заметил Марат в своей любимой жене никакого ответного стремления. Может, и в самом деле боится опаздывать, ее свекор — человек строгий. А может, не очень хочет? И совсем уже плохо, если не очень хочет из-за присутствия в гостиной этого ублюдка Светлова!
Как он достал уже, недоученный доктор!
«Стоп», — остановил сам себя Марат. Так и до психоза недалеко. При чем здесь хронический неудачник Пиф? Пусть он мучается, глядя на Дуняху. Пока что Марат — хозяин положения.
Правильные мысли, успокаивающие. Хотя даже в мыслях Марат непроизвольно употребил выражение «пока что»…
В гостиной и в самом деле все было давно готово.
Станислав Маратович выразительно посмотрел на сына, но ничего не сказал. Мать тоже смотрела на сына. Впрочем, в отличие от сурового отца, в ее взгляде читалась только любовь, ну, и гордость, конечно, — ведь это она родила и вырастила такого красавца.
Именинник сидел во главе огромного дубового стола, за которым занято было менее половины стульев, — разумеется, тоже мощных, из натурального дуба.
Распределены места были не случайно — в этой семье вообще старались оставлять минимум пространства для случайностей.
Справа от Станислава Маратовича сидела жена, Оксана Григорьевна. Заслужила, так сказать, десятилетиями безупречной службы. Еще правее сидели Ирина Викторовна, наряженная и напомаженная несколько больше, чем следовало, и Сергей Николаевич, отцов однокурсник. Рядом с ним стояла красивая гитара, давний подарок Станислава Маратовича, — Сергей Николаевич действительно замечательно играл и пел. Последним на этом краю расположился Ли Чен, тренер Марата по кунг-фу. Его непроницаемое лицо абсолютно скрывало истинные качества: тонкий ум, бесстрашие и стремительность — как мыслей, так и тела.
Слева от отца сидел сын, Марат, еще левее — Дуняша. За ней, чуть не касаясь ее пышной блузки, Пиф.
«Вот же идеи у Кураева-старшего!» — мысль пришла в головы и Пифу, и Марату одновременно.
У первого дыхание останавливалось от близости желанной и недосягаемой женщины, от ее коленок, от ее голых прекрасных плеч. У второго дыхание перехватывало от злости, когда он видел Пифовы сумасшедшие глаза.
Атмосфера, хоть и незаметно для большинства гостей, накалялась.
«Вот и отлично, — решил Марат. — Пусть сильнее грянет буря».
Как бы он был счастлив, если б нога Пифа больше не ступала в их дом! Может, вообще его загасить? Средств для этого имелось достаточно. И чего отец так зациклился на собственноручно взращенном Айболите? За хорошие деньги можно любого готового взять, будет не хуже.
– Мы собрались здесь малым кругом, — начал отец, поднимая в мгновенно наступившей тишине свой бокал, — здесь те, кого я действительно хотел видеть. И я хочу в начале нашего вечера выпить за вас. За малый круг.
Кураев-старший по очереди соприкоснулся своим бокалом с бокалами гостей и родных. Чокаясь, Станислав Маратович улыбался и внимательно смотрел на гостя.
У Пифа аж мурашки по спине побежали. Нет, не из страха, Пиф вообще в последнее время мало чего боялся, но ситуация начала напрягать и его. Теоретически он был обязан чувствовать по отношению к Станиславу Маратовичу благодарность и уважение. Чего уж там, все последние достижения Пифа зиждятся в основном на деньгах Кураева-старшего. А практически Пиф чувствует ненависть к его сыну и нестерпимое желание украсть его невестку. Это самое жгучее желание Пифа в случае успеха доставит немало хлопот его многолетнему благодетелю.
Потом еще не раз поднимали бокалы: за именинника, за его верную подругу, за отличного сына, за преданных друзей. Станислав Маратович не забыл никого, благо народу собралось немного.
Дошла очередь до Дуняши.
И опять Кураев-старший удивил.
– Я сначала никак не мог понять Марата, — сказал он, улыбаясь. — Такой был богатый выбор, бесконечный, можно сказать. А он выбрал тебя. Хотя я с твоей стороны поначалу особых чувств не наблюдал. Но моему сыну это было надо — значит, это было надо всем нам.
Дуняша, потупив взор, молчала. Да и что говорить в ответ на такие речи?
– Так вот, — неожиданно завершил он свой спич. — Сейчас я понимаю своего сына. Есть в тебе, Дуняша, что-то колдовское. В хорошем смысле.
И предложил всем собравшимся выпить за молодую жену сына и за скорое пополнение в их дружном семействе.
Все опять чокнулись. Выпили до дна, даже обычно не пьющий Марат. Впрочем, выпил-то он восьмиградусное итальянское вино, это не алкоголь. В кружке пива его больше.
Пиф лишь пригубил и поставил бокал на стол.
– А молодой человек не желает прибавления в семье Кураевых? — простодушно спросил Сергей Николаевич, не сильно знакомый с психологическими тонкостями местных взаимоотношений.
Ли Чен ничего не спросил, только внимательно посмотрел — сначала на будущего семейного доктора, потом на своего воспитанника.
– Просто у меня сегодня ночное дежурство. — кашлянув, ответил Пиф. — Предстоит серьезная операция. А если доктор Балтер что-нибудь унюхает — отрежет голову. Знаете, у нас первокурсники поют: «Доктор Балтер очень злой, скальпель носит он с собой».
– Доктор Балтер — серьезный товарищ, — согласился именинник. — Я тут с московским министром разговаривал, так даже он знает твоего учителя.
Пиф не удивился ни известности Леонида Михайловича — это, как говорится, медицинский факт, — ни тому, что Станислав Маратович на встрече с членом правительства огромного мегаполиса интересуется и учителем своего будущего семейного врача, — это как раз в его стиле. Все, что касается Семьи, должно быть изучено досконально.
– А самого Леонида Михайловича вы не знаете? — спросил он, чтоб поддержать беседу.
– Я ему звонил.
Вот теперь Пиф удивился. Так удивился, что даже спросил зачем.
– Чтоб выяснить, кто у него лучший ученик, — ответил Кураев-старший. — Типа хочу предложить стипендию. Услышал, что и ожидал. Так что на стипендии сэкономлю, ты и так достаточно получаешь.
Это было обидно и приятно одновременно. Обидно, что, по большому счету, он, Дмитрий Светлов, в основном находится на содержании Кураева. Ну, а приятно… Сотня балтеровских учеников мечтала бы услышать подобное. Хотя и в ученики попадает, наверное, лишь каждый сотый желающий.
Дуняша с уважением посмотрела на друга детства. А может, не только с уважением: заметив ее взгляд, Марат напрягся, аж желваки на лице заходили. С каким бы счастьем он отделал Пифа где-нибудь в спортзале, а еще лучше — на улице!
