– Может быть, сначала доложить кардиналу? – столь
же задумчиво предположил де Вард.
– Вы меня удивляете, де Вард! – прогудел
Каюзак. – В Париже любая новость разносится молниеносно, как лесной пожар!
Прикажете ждать, пока этот негодяй прослышит о случившемся и ускользнет на свой
туманный остров, откуда его уже не выцарапать? Д’Артаньян прав: на коней,
господа, на коней! Эй, слуги! Прихватите этого мерзавца с собой и следите,
чтобы не убежал, – он нам еще понадобится, чтобы проникнуть в дом без
лишнего шума!
– Пожалуй, вы правы, – подумав, согласился де
Вард. – На коней, друзья мои! На улицу Вожирар!
Часть вторая. QuI MIHI DISCIPULUS
[15]Глава 1
Дом на улице Вожирар
Кампания, предпринятая тремя друзьями против неприметного
маленького домика на улице Вожирар, была подготовлена по всем правилам военного
искусства в сочетании с опытом охотника на лис (военный опыт имели де Вард с
Каюзаком, а в охоте неплохо разбирался д’Артаньян). Возле той стены, что
соприкасалась со знаменитыми яблоневыми садами улицы Вожирар, заняли свои посты
Планше с мушкетом и Эсташ с увесистой дубинкой (слуга Каюзака ростом, шириной
плеч и кулаками мало уступал своему господину, а потому глубоко презирал в душе
«все эти железки», по его собственному выражению, и, если уж судьба вынуждала
его браться за оружие, он, подобно Гераклу, предпочитал палицу или нечто на нее
похожее). Возле калитки, выходившей в короткий переулок, откуда можно было без
труда бежать задворками, расположился Любен с двумя пистолетами. Трое
гвардейцев прижались к стене по обе стороны двери, перед которой расположили
своего пленника так, чтобы только его можно было увидеть в крохотное
зарешеченное окошечко, проделанное в двери на высоте человеческих глаз.
Разумеется, они не собирались доверять своему пленнику
безоглядно – а потому д’Артаньян, предусмотрительно обнажив шпагу, держа ее
так, чтобы острие пребывало поблизости от левого бока Франсуа, шепотом
посоветовал:
– Не вздумай откалывать номера, прохвост, а то
изобразишь собой натурального жука на булавке… Ну, стучи!
Франсуа, с физиономией хмурой и обреченной, послушно
заколотил дверным молотком так, словно намеревался поднять мертвых из могил еще
до Страшного суда.
Очень скоро заскрипела задвижка, по ту сторону решетки
откинулась крохотная заслонка, и послышался недовольный голос слуги по имени
Антуан, которого д’Артаньян сразу узнал по ленивым и гнусавым интонациям:
– Иду, иду… Франсуа, чтоб тебе запаршиветь с головы до
ног! Ты что, перепутал дверь с наковальней? В кузнецы податься решил? Маркиз
твой наконец-то набрался ума и выгнал тебя за воровство? Честным ремеслом
теперь зарабатывать будешь?
Д’Артаньян, сделав страшное лицо, приблизил острие к самому
боку пленника, и тот, побуждаемый к действию, воскликнул с весьма натуральным
волнением и поспешностью:
– Открывай скорее, сурок жирный! Англичанин тут?
– А куда он денется? – зевнул ленивый цербер.
– Открывай живее! Для него есть новости, и важные!
– Что, твой хозяин прикончил-таки этого паршивого
гасконца?
– Ага! – воскликнул Франсуа. – Сейчас я тебе
буду орать во всю глотку, прямо посреди улицы! Хочешь, чтобы нас обоих сволокли
в Бастилию? Там и господам неуютно, а мы с тобой и вовсе не велики птицы!
Открывай!
– Ну, смотри, младшенький, если опять приперся, чтобы
выманить пару пистолей у английского гуся в обмен на пустую болтовню, я тебе
наломаю холку собственными руками. Хозяйка и так ходит злая, как три ведьмы,
знай шпыняет меня за то, что с тобой связался, с болтуном и бездельником…
– Я-то при чем? Не я должен был делать дело, а господин
маркиз…
– Оба вы с господином маркизом одного поля ягоды, по
хозяину и слуга. Точно тебе говорю, если пришел ни с чем, хозяйка совсем остервенеет,
она и так взбеленилась, когда сбежала эта пикардийская паршивка…
Говоря это, он звенел и лязгал многочисленными цепями и
запорами, памятными д’Артаньяну по прошлому визиту. Наконец дверь приоткрылась
– не распахнулась, а именно приоткрылась, и Антуан, как видно, распространявший
подозрительное недоверие ко всему на свете и на родного брата, высунул в щель
настороженную физиономию.
Каюзаку этого вполне хватило. Он, вытянув ручищу, сграбастал
слугу за глотку и без малейшего усилия выдернул его наружу, будто пробку из
бутылки. Прислонив к стене и надежно сомкнув на горле пальцы, тихо пообещал с
исконно спартанским немногословием, самым что ни на есть грозным тоном:
– Заорешь – совсем задушу. Понял? Если понял, кивни.
Полузадушенный Антуан, издавая лишь слабые звуки наподобие
мышиного писка или голоса совести у отъявленного подонка, торопливо закивал,
багровея лицом от нехватки воздуха и выпучив глаза.
Усмехнувшись, Каюзак чуть ослабил стальную хватку:
– Ну-ка, глотни воздуха чуток… Англичанин, стало быть,
в доме?
– Ага… – просипел Антуан.
– А хозяйка?
– Тоже…
– Кто мы, тебе ясно? Вопросов задавать не будешь?
– Не буду… – его выпученные глаза остановились на
красных плащах. – Чего уж тут…
– Толковый парень, – одобрительно кивнул Каюзак. –
Теперь слушай внимательно и запоминай хорошенько. Сейчас мы все вместе войдем в
дом. Проведешь нас к хозяйке, и боже тебя упаси поднять шум – шпага для тебя
слишком благородное оружие, я обойдусь чем попроще… – он выразительно
поднес к носу пленного громадный кулак. – Уяснил?
Усмиренный цербер отчаянно закивал. Каюзак напутствовал
грозно-ласково:
– Ну, смотри у меня, прохвост… Вперед, господа, дорога
открыта!
И они ворвались в прихожую, готовые к любым неожиданностям,
каковых, впрочем, не последовало. Д’Артаньян, уже здесь бывавший, с
уверенностью завсегдатая и близкого друга хозяйки дома – кто посмеет сказать,
что это не так вопреки очевидным фактам?! – шагал впереди. Они очутились в
той самой гостиной, где в тонкой перегородке гасконец сразу заметил проделанную
им самим дырку, прислушались.
Тишину нарушил шелест платья – и перед ними предстала Мари
де Шеврез, вне себя от гнева. Иных женщин гнев делает некрасивыми, но
герцогиня, порочная и очаровательная, была невероятно хороша даже сейчас: ее
бездонные глаза метали молнии, щеки раскраснелись, полуприкрытая кружевами
грудь часто вздымалась, в общем, судя по ее виду, она искренне жалела, что не
способна испепелять взглядом, как та мифологическая ведьма, о которой
д’Артаньян слышал краем уха от какого-то книжника в Тарбе, – помнится, имя
у нее было испанское, Мендоза Горгулья, что ли…
