– Клянусь небом, мне и самому так кажется, –
сказал д’Артаньян. – И что было дальше?
– Этот самый капитан Паддингтон увел Атоса прямехонько
во дворец. Прошло совсем немного времени, и все они выскочили оттуда, как
сумасшедшие – герцог Бекингэм, Атос с ним, Паддингтон, еще несколько человек,
надо полагать, из свиты герцога. Кинулись на герцогскую барку и отплыли, хотя
на реке стояла тьма-тьмущая… Ну, я не растерялся, нашел лодку – их там множество
стояло, наемных – и велел плыть за баркой, заплатил ему с ходу столько, что он
про вопросы забыл… Когда они приплыли в Лондон, пошли во дворец герцога. Там
сразу же загорелись огни, началась преизрядная суматоха, со двора вылетел
верховой и куда-то помчался сломя голову, да так, что и нечего было думать
угнаться за ним на своих двоих. Я еще постоял чуточку напротив дворца и решил,
что все равно ничего больше не узнаю, время уж больно раннее, так что лучше
поспешить к вам и доложить все… Надеюсь, сударь, я ничего не напортил?
– Ну что ты, наоборот, – хмуро сказал
д’Артаньян. – Ты выше всяких похвал, Планше… Похоже, для нас в этом городе
становится слишком уж горячо. Атос, без сомнения, уже открыл герцогу глаза на
мою скромную персону, и тот, спорю на все свое невыплаченное жалованье, уже
горько пожалел о своей щедрости по отношению к «Арамису»… Пора бежать, а?
– Осмелюсь добавить, сударь, – и побыстрее…
Сдается мне, герцог не станет церемониться ни с вами, ни со мной, в таких делах
не разбирают, кто господин, а кто слуга…
– Золотые слова, Планше, – сказал
д’Артаньян. – Вульгарно выражаясь, нужно уносить ноги. Благо вещей
особенно собирать и не нужно, много ли их у нас…
Он ни капельки не паниковал – просто лихорадочно прикидывал
в уме степень грозящей им опасности и пытался предугадать, как будет
действовать герцог, уже, несомненно, обнаруживший пропажу двух подвесков. Самое
лучшее в таких случаях – поставить себя на место охотника. Безмозглая дичь
сделать это не способна, но мы-то люди…
В Лондоне нет ничего похожего на парижскую полицейскую
стражу, и это несколько облегчает дело. Здешние городские стражники – народ
ленивый и пожилой, занятый главным образом тем, что толчется на главных
городских улицах, притворяясь, что надзирает за порядком там, где его все равно
не нарушают. Полицейских сыщиков вроде парижских здесь тоже нет – и лондонец,
которого, к примеру, обокрали, должен заплатить судейским за розыски
преступника, иначе никто и пальцем не шевельнет…
С другой стороны, у герцога есть свои собственные агенты,
сыщики и прочие клевреты – вроде этого самого капитана Паддингтона или чертова
Винтера. Какие действия они предпримут в такой вот ситуации?
Да, безусловно, станут рыскать по гостиницам, старательно
описывая хозяевам и вообще всем встречным-поперечным д’Артаньяна, –
другого способа просто не существует. Если учесть, что гостиниц в Лондоне
превеликое множество, а соглядатаев у герцога вряд ли особенно много – уж никак
не сотни, десятка два-три, в худшем случае четыре-пять, а ведь их всех надо еще
собрать вместе, растолковать, кого надо найти…
Кажется, хватит времени, чтобы благополучно улизнуть,
оповестить Каюзака, если он еще не встал, разбудить, вместе с ним добраться до
порта, где в трактире «Золотая лань» остановился де Вард, сесть на корабль,
благо разрешение герцога в кармане и вряд ли Бекингэм спохватится его отменить…
С этими бодрыми мыслями д’Артаньян застегнул последние
пуговицы, сунул за пояс два своих пистолета и оглянулся на Планше:
– Что ты там копаешься? Пошли…
Дверь распахнулась, вошел де Вард, мрачнее тучи, и с порога
заявил:
– Д’Артаньян, измена!
– Что такое? – воскликнул гасконец, невольно
хватаясь за шпагу.
Следом вошел хозяин, великан Брэдбери, с лицом хмурым и
озабоченным, он без усилий, одной рукой волок за собой тщедушного человечка,
насмерть перепуганного и одетого, как слуга, – волок с таким ожесточением
и усердием, что подошвы полузадушенного коротышки частенько не имели
соприкосновения с полом. Оглядевшись, он выбрал самый дальний угол, откуда
трудненько было бы выбраться, поставил в него пленника, выразительно покачал
перед его носом громадным кулаком и внушительно что-то произнес по-английски.
Д’Артаньян, от расстройства чувств начавший было помаленьку понимать здешний
язык, сразу догадался, что это было приказание смирнехонько стоять на месте во
избежание еще больших неприятностей, – предупреждение, к коему следовало
относиться серьезно, учитывая комплекцию трактирщика, едва ли не царапавшего
макушкой потолок (а потолки тут были не такие уж низенькие).
– Мне, право, жаль, сэр Дэртэньен, – прогудел
хозяин удрученно. – Но воля ваша, а моей вины тут нет. Тут ведь не простым
воровством попахивает, а этому ни один расторопный хозяин гостиницы не в
состоянии помешать…
– О чем вы? – растерянно спросил д’Арта– ньян.
Брэдбери, отвернувшись, погрозил кулаком трепетавшему в углу
субъекту:
– Это, изволите ли знать, мой непутевый слуга. Вечно с
ним какие-то неприятности – то пару монет в карман по нечаянности смахнет, то
приворует по мелочи, то нахамит господам постояльцам… Давно бы, по совести,
следовало его вышвырнуть за дверь, да все руки не доходили. Вот доброта моя
меня и подвела… Его, паршивца, выдал Дэйр – вот где образец слуги, расторопный,
почтительный, верный, грошика не прикарманит… Ваш друг, сэр Каюзак, проснулся
поутру и заказал бутылку вина по своему обыкновению… Так вот, Дэйр прибежал ко
мне и сказал, что собственными глазами видел, как этот чертов мошенник зашел
под лестницу и принялся в откупоренную бутылку какой-то белый порошок сыпать… А
потом, как ни в чем не бывало, взболтал бутылку, чтобы, надо полагать,
растворилось побыстрее, и понес ее в номер сэру Каюзаку… Эй, погодите, ничего
страшного…
Но д’Артаньян был уже в коридоре. В три прыжка он достиг
двери той комнаты, где разместился Каюзак, толкнул ее и вбежал, терзаемый ужасными
предчувствиями.
Однако сразу же убедился: дела обстоят гораздо лучше, чем
ему поначалу представлялось. Зрелище, представившееся его глазам, напоминало
скорее старую гасконскую сказку о зачарованном дворце, все обитатели которого
стараниями на что-то прогневавшейся злой феи погрузились в беспробудный сон,
застигший их средь бела дня за самыми обычными занятиями, кто где был…
Эсташ, полностью одетый, сидел в уголке, привалившись спиной
к стене и разбросав ноги, с зажатой в кулаке бутылкой. Он храпел оглушительно,
переливчато, рыча и клокоча, но, как ни старался, не мог превзойти хозяина:
Каюзак сидел за столом, уронив голову на руки, перевернув локтем стакан, и
испускал такие рулады, взревывая, присвистывая и ужасно сопя, что казалось,
будто столешница вот-вот треснет.
Судя по всему, в бутылку подсыпали не яд, а снотворное.
Хозяин выпил большую часть, по доброте души позволив слуге разделаться с
остатками, – и оба моментально свалились с ног, одурманенные… Зелье,
должно быть, сильнодействующее…
