– Это мое имя, – сказал он спокойно.
– Меня зовут Джон Фельтон, – сказал молодой
человек. – Я лейтенант королевского флота. Вы арестованы… именем короля.
Чуткое ухо д’Артаньяна уловило некоторую паузу меж двумя
последними словами и теми, что им предшествовали, но он сохранил свои
наблюдения при себе. Лишь спросил почти спокойно:
– В чем дело?
– Я этого не могу знать, – ответил
лейтенант. – Извольте отдать вашу шпагу и проследовать за мной к судье.
«К судье, – повторил про себя д’Артаньян. – Не
аукнулась ли мне давешняя пьяная болтовня в распивочной? Немало было сказано и
о его величестве Карле Первом Стюарте… Неужели пришьют что-то вроде оскорбления
величества? Но почему арестовать меня явился лейтенант флота? Стоп, стоп,
д’Артаньян! Флот – это Бекингэм, он еще и военно-морской министр, или,
по-здешнему, глава Адмиралтейства… Или я ошибаюсь и мысли мои идут в ложном
направлении?»
– Я жду, сударь, – бесстрастно сказал
лейтенант. – Долго ли мне еще ждать?
Д’Артаньян прекрасно понимал, что сопротивляться
бессмысленно: их слишком много для одного, на улице могут оказаться и другие,
ничем хорошим дело не кончится, проткнут своими протазанами
[21]
в два счета…
– Возьмите, – сказал он, протягивая офицеру
перевязь со шпагой.
Один из моряков, человек, очевидно, недоверчивый и
предусмотрительный, вмиг выдернул у д’Артаньяна из-за пояса пистолеты. Он вышел
в окружении конвоя во двор, где стояла карета с занавешанными окнами. Офицер
показал на нее рукой:
– Прошу вас, сударь…
Д’Артаньян со вздохом влез первым. Офицер поместился
напротив, и карета тронулась. Глядя на своего спутника, гасконец лихорадочно
пытался составить о нем верное впечатление – быть может, удастся хоть что-то
выведать, если сообразить, как к нему подойти…
Это был человек лет двадцати пяти – двадцати шести, лицо у
него было бледное, глаза голубые и слегка впалые; рот все время плотно сжат;
сильно выступающий подбородок изобличал ту силу воли, которая в простонародном
британском типе обычно является скорее упрямством; лоб был едва прикрыт
короткими редкими волосами темно-каштанового цвета, как и аккуратно
подстриженная борода.
Что-то забрезжило в мозгу д’Артаньяна, и появились первые
догадки касательно столь неожиданно пленившего его человека…
– Вы дворянин, сударь? – спросил д’Артаньян и
разведки ради, и для того, чтобы определить, какие инструкции даны конвойному.
Молодой лейтенант ответил сухо и бесстрастно:
– Разве обязательно быть дворянином, чтобы считаться
порядочным человеком?
«Итак, ему не запретили беседовать с арестованным, –
определил д’Артаньян. – Кое-что проясняется – эта строгая прическа,
преувеличенная простота костюма, суровость на лице, его ответ и интонация, с
которой произнесены слова… Пуританин
[22]
, прах меня побери! Из
заядлых!»
Чтобы убедиться окончательно, он спросил:
– Вы пуританин, сударь?
– Имею честь им быть, – ответил лейтенант. –
Вам это не по душе?
– Ну что вы, – сказал д’Артаньян самым простецким
и задушевным тоном, на какой оказался способен. – Кто я такой, чтобы
посягать на свободу совести другого человека?
Он видел, что его слова произвели впечатление: во взгляде
лейтенанта было явное одобрение.
– Значит, сударь, вы полагаете себя порядочным
человеком… – как бы в раздумье произнес д’Артаньян. – И тем не менее
вы с готовностью выполняете подобные приказы – я о моем аресте… Вы честный
офицер и порядочный человек, это сразу видно… но разве вам не претит подобная
ложь?
– Что вы имеете в виду? – в некотором смятении
спросил лейтенант.
Д’Артаньян спросил мягко, задушевно:
– Вы можете дать мне слово чести, что я и в самом деле
арестован именем короля?
Он зорко наблюдал за сидящим напротив человеком и с радостью
отметил, что оказался прав в своих первых впечатлениях: молодой офицер замялся,
смущенно опустил глаза, поерзал на сиденье. Этот Фельтон был слишком совестлив,
чтобы врать…
– Так как же, сударь? – продолжал д’Артаньян
наступательно. – Ваш вид, уж простите, сразу выдает в вас терзания
честного человека, вынужденного исполнять бесчестный приказ… Я понимаю ваше
положение, я сам военный… Вы вынуждены так поступать… но это же низко, сударь!
Прикрываться именем короля…
Моряк вскинул на него глаза и воскликнул с нешуточной болью
в голосе:
– Сударь, вы правы, я вынужден! У меня нет выбора,
поймите же! Когда приказывает твой командир, следует повиноваться…
– Даже когда речь идет о чем-то бесчестном? –
горестно вздохнул д’Артаньян.
«Ах, как мне жаль, что плохо знаю Библию! – подумал
он. – Уж я бы тебя тогда запутал не на шутку, пуританский ты чурбан!»
– Сударь, – сказал офицер примирительно. –
Быть может, это и не повлечет для вас никаких тяжких последствий… Если вы
честный человек и ни в чем не виноваты, речь, быть может, идет о простом
недоразумении… Мало ли зачем вас велено доставить к судье – вдруг он попросту
хочет расспросить вас о чем-то?
«Он не знает решительно никаких подробностей, – отметил
д’Артаньян. – Простой исполнитель приказов…»
– Быть может, вы были свидетелем какого-то
преступления? – с надеждой спросил лейтенант. – Вы производите впечатление
порядочного чело– века…
– Более того – я им и являюсь, – сказал д’Артаньян
с видом оскорбленной гордости. – Или вы полагаете иначе?
– О, я не знаю вас, сударь…
– А того, кто отдает вам подобные приказы?
Молодой человек опустил голову:
– Это другое дело… Лорд Винтер – мой командир, я
подчиняюсь ему по службе как коменданту Дувра…
«Дувр, – с нарастающей тревогой подумал
д’Артаньян. – Их самая могучая крепость на побережье… и военный порт.
Итак, он из Дувра, приказ ему отдал не кто иной, как лорд Винтер, и он везет
меня прямиком к судье… Черт, но ведь дело еще более запутывается! Судья-то тут
при чем? Ясно, что Бекингэм на меня чертовски зол и мечтает вернуть эти два
подвеска, но к чему впутывать в это деликатное дело судью? Что-то тут не
сходится, волк меня заешь, решительно не сходится! Полное впечатление, что я
имею дело с двумя разными интригами!»
– Вы уверены, что вам приказали доставить меня к
судье? – спросил он осторожно.
