– Видите, сколько доказательств? – спросил
он. – Одно к одному, из доброго золота…
Его пленители переглянулись. Д’Артаньян мог бы поклясться,
что в глазах у них светились непритворное сожаление и алчность, – но
судья, решительно встряхнув головой, словно отгоняя наваждение, решительно
сказал:
– Эти штучки у вас не пройдут, дорогой фехтовальщик и
распространитель слухов. Английские судейские чиновники, надо вам знать,
неподкупны…
Взгляд его по-прежнему был прикован к золоту в туго набитом
кошельке, показалось даже, что у него вот-вот потечет слюна на подбородок, как
у голодной собаки. Но он, превозмогши себя поистине титаническими усилиями,
повторил:
– Английские судебные чиновники, надо вам знать,
неподкупны!
– Все, как один! – тенорком поддержал Марло, с
сожалением провожая взглядом исчезнувший в кармане д’Артаньяна кошелек. –
Снизу и доверху, от коронного судьи до последнего служителя!
«Но ведь этого не может быть! – мысленно возопил
д’Артаньян. – Во Франции брали, как миленькие, в Нидерландах брали, не
чинясь, а эти… У них же вот-вот глаза выскочат, Марло едва не подавился
голодной слюной… Что же тут происходит? Им хочется – но не берут…»
– Полагаю, вам понятно ваше положение? – хмуро
поинтересовался судья, шумно захлопнув толстенную книгу, отчего взлетело
облачко сухой пыли. – Ваша личность установлена окончательно и
бесповоротно, положение ваше печальнее некуда. Вы виновны во вторичном
совершении преступления, за которое уже однажды были задержаны, что по
английским законам влечет смертную казнь без особых разбирательств и церемоний.
Собственно говоря, ничто мне не мешает завтра же – а то и сегодня – отправить
вас в Тайберн, где вам смахнут голову добрым английским топором так легко и
быстро, как мальчишка сносит головку одуванчика…
– А то и быстрее, – угрюмо подхватил Марло. –
А предварительно вас на всякий случай подвесят на дыбу – вдруг да под давлением
неопровержимых обстоятельств сознаетесь еще в каких-нибудь гнусных
преступлениях…
– Господа, – серьезно сказал д’Артаньян. –
Вы, часом, не сошли с ума? Я поименно перечисляю всех, кто может удостоверить
мою личность, у вас в столе лежит бумага, опять-таки мою личность полностью
удостоверяющая…
– У меня в столе? – поднял брови судья в
наигранном изумлении. – Марло, что он такое несет? Вы видели, как я брал у
него какую бы то ни было бумагу и клал в стол?
– Ничего подобного в жизни не видел, – поторопился
заверить Марло.
– Довольно нам слушать ваши глупости, – сказал
судья категорическим тоном. – Мы сегодня еще не завтракали из-за вашей
милости… Уяснили себе положение? Голову вам оттяпать легче легкого. А посему
подумайте как следует в уютной и тихой камере на одного постояльца, вдруг да и
надумаете что…
Он махнул бородачам, и те, вновь вцепившись д’Артаньяну в
локти, поволокли его к двери, как лиса уносит из курятника похищенного петуха…
Глава 8
Старый добрый знакомый
Часы д’Артаньяна неопровержимо свидетельствовали, что он
провел в камере три часа, и они, вне всяких сомнений, были исправны, но все
равно гасконцу казалось, что механизм врет и он прозябает тут целую вечность.
Он то присаживался на колченогий табурет, то принимался яростно мерить шагами
камеру по всем направлениям, то стучал кулаками в дверь, но что не следовало
никакой реакции.
Он уже понимал, что влип крепко. Поначалу теплилась
успокоительная догадка, что все дело в примитивной ошибке, что д’Артаньяну
выпало несчастье быть как две капли воды похожим на некоего бродягу родом из
Франции, фехтовальщика и распространителя слухов. Но понемногу он стал
понимать, что от этой мысли придется отказаться.
Во-первых, судья, несомненно златолюбивый, как царь Мидас,
отказался от денег, хотя при этом и претерпел немалые душевные муки. Во-вторых,
он походил не на самодура, не желавшего слушать никаких оправданий, а скорее уж
на законченного прохвоста, прилежно выполнявшего чьи-то инструкции. И,
в-третьих, д’Артаньяна к нему доставили не туповатые городские стражники, в
самом деле способные обознаться, а люди милорда Винтера по его собственному
категорическому приказу, отданному еще вчера. Все это, вместе взятое,
заставляло думать, что д’Артаньян стал жертвой какой-то изощренной интриги. Что
история с двойником-бродягой была высосана из пальца, сочинена на скорую руку…
но это мало что меняло в его печальном положении. Относиться к угрозам судьи
наплевательски никак не следовало – ему и в самом деле подробно и наглядно
доказали, что могут сотворить с ним все, что душеньке угодно. Потому что некому
прийти на помощь, никто не заступится, извлечь его отсюда могла бы разве что
вооруженная сила, а где ее прикажете взять? Вот так положеньице, и алмазные
подвески в мешочке на шее жгут грудь, как раскаленные угли…
Когда с той стороны двери тягуче заскрипел засов,
д’Артаньян, как ни странно, возликовал – в его смутном положении появилась хоть
какая-то определенность…
Сначала вошли давешние дикие бородачи и стали перед
д’Артаньяном с тем же видом хорошо обученных пастушеских собак, следящих за
каждым движением глупой овцы.
Потом в распахнутой двери появился милорд Винтер собственной
персоной, изящный щеголь, опираясь на украшенную лентами трость с золотым
набалдашником. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и непринужденно произнес:
– Боже мой, какая встреча, д’Артаньян! Как вас только
угораздило попасть к нашим церберам? Вы молчите, смотрите на меня исподлобья…
Отчего?
Не двигаясь с места – он уже оценил в должной степени
ловкость и проворство казавшихся неуклюжими бородачей, – д’Артаньян
спокойно сказал:
– Потому что у меня есть сильные подозрения касательно
вашей роли во всем происшедшем. Сдается мне, вы к моим невзгодам имеете самое
прямое отношение…
– После нашего знакомства я очень быстро понял, что вы
умный и проницательный человек, несмотря на ваш юный возраст, – сказал
Винтер. – Что делает вас особенно опасным и заставляет относиться к вам со
всей возможной серьезностью…
– Спасибо за похвалу, – угрюмо отозвался
д’Артаньян.
– Поговорим же о наших делах. Мне совершенно ясно, что
вы находитесь здесь по поручению кардинала… Кстати, не при вашем ли участии
были украдены два подвеска с плеча герцога, прямо на балу? Или это всецело
заслуга моей очаровательной невестки, миледи Кларик? Бьюсь об заклад, Ришелье
хочет скомпрометировать вашу королеву… Что ж, неплохо задумано. Я бы сказал,
изящно. Чувствуется рука подлинного мастера. Вы, быть может, не поверите, но я
отношусь к кардиналу с огромным уважением – большого и острого ума человек, и
служить ему, должно быть, одно удовольствие, не то что нашему Бекингэму,
дурачку набитому, если откровенно…
Д’Артаньян усмехнулся, глядя через его плечо на двух
молчаливых стражей:
– Винтер, вы не боитесь, что эти милые создания
кому-нибудь донесут о ваших разговорах? Они, конечно, даже издали выглядят
туповато, но кто их знает…
