– Погоди, – сквозь зубы сказал д’Артаньян. –
И не отходи от лошади.
К ним выскочил трактирщик, невысокий и пузатый, низко
поклонился:
– Прикажете отвести лошадей в конюшню, ваша милость? У
нас отличные яства, вино вчера завезли…
Д’Артаньян, глядя через его плечо, заметил в окне чью-то
фигуру, столь резко отпрянувшую в глубь общей комнаты, что это могло
насторожить любого. Повернувшись к Планше, он сделал малому выразительный знак
взглядом, и тот, моментально подобравшись, положил руку на седло своей каурой.
– Вот они! – послышался крик. – Это они, это
гасконец! Живее, господа, хватай их!
Лицо хозяина перекосилось, и он с заячьим проворством
улепетнул куда-то во двор – судя по тому, что он не потерял ни мига, прекрасно
знал о засаде и о том, что сейчас произойдет…
Д’Артаньян из житейской практичности не стал, разумеется,
тратить время на такую мелочь, как хозяин, чья роль в засаде была чисто
подневольной. Гораздо более его беспокоили люди, ожесточенно кинувшиеся наружу.
Самым благоразумным было бы унестись галопом, но теперь,
когда до Парижа оставался, по сути, один-единственный конный переход, не
хотелось иметь на плечах погоню. Поэтому д’Артаньян, поборов первое стремление
пришпорить коня, отъехав всего на пару десятков футов, остановился и развернул
гнедого.
Ага! За ними кинулось следом четверо всадников… Очень
похоже, это были все наличные силы, какими противник располагал в Шантильи.
Выхватив пистолеты, д’Артаньян опустил дула пониже и нажал
на крючки. Узкую мощеную улочку на пару мгновений заволокло пороховым дымом, но
все же удалось разглядеть, что лошади под двумя передними всадниками рухнули на
мостовую.
Третий не успел натянуть поводья – конь вынес его на
д’Артаньяна, и гасконец, отшвырнув разряженные пистолеты, достал врага острием
шпаги в горло. Приготовился отразить нападение последнего оставшегося в строю –
но в это время сзади громыхнул мушкет Планше, и четвертый вылетел из седла,
после чего признаков жизни более не подавал.
Они пришпорили коней. Две лошади без седоков догнали их и
поскакали рядом. Д’Артаньян поймал одну за повод, приторочил его на скаку к
луке седла – Планше без напоминаний сделал то же самое, хотя и не так проворно.
Присмотревшись к добыче, д’Артаньян сказал слуге:
– Черт меня побери, Планше, по сбруе видно, что это
военные кони! И не просто драгунские – против нас, боюсь, подняты мушкетеры де
Тревиля, впрочем, это было ясно еще по Портосу…
– Сударь, – сказал Планше с озабоченным
видом. – А вы уверены, что нам дадут беспрепятственно въехать в Париж? Там
всего-то восемь городских ворот, и нетрудно устроить засаду в каждых…
– Планше, на службе у меня ты умнеешь с каждым
днем, – отозвался д’Артаньян, хмурый и озабоченный. – Конечно… Если
это нам пришло в голову, то обязательно придет на ум и тем, кто упорно не
желает пропускать нас в ратушу. Они не понимают одного: если гасконцу позарез
необходимо попасть на балет, он туда непременно прорвется. Тяга к изящным
искусствам – вещь неодолимая…
Глава 11
Как д’Артаньян не увидел Мерлезонский балет, о чем
нисколечко не сожалел
Д’Артаньян выглянул из-за дерева, держа руку на эфесе шпаги.
Присмотревшись, решительно вышел на дорогу. От ворот Сен-Оноре быстрым шагом
приближался Планше.
Над Парижем опустилась ночь, но время еще было. Гасконец
нетерпеливо воскликнул:
– Ну?!
– Все правильно, сударь, – сказал слуга. –
Там, в воротах, горят факелы, так что светло, как днем…
– Это я и отсюда вижу.
– Там необычно много солдат. То есть они только одеты
как солдаты и конные гвардейцы, но я узнал сразу двух королевских мушкетеров,
не помню их по именам, но видел обоих на дворе у де Тревиля в синих плащах…
Есть такое подозрение, что и остальные тоже или уж большая их часть…
«Ничего удивительного, – подумал д’Артаньян. – Она
призвала себе на помощь в первую очередь де Тревиля, кого же еще? Печально,
когда два гасконца противостоят друг другу со всеми присущими гасконцам
хитроумием и волей, но ничего не поделаешь…»
– И что они?
– Всех въезжающих тщательно осматривают. Я своими
глазами видел, как остановили молодого дворянина со слугой, ехавших верхами. К
ним подошел какой-то субъект, потом шепнул на ухо командиру, что это не те, и
их отпустили с подобающими извинениями, объяснив, что ловят переодетых
разбойников… Нет никаких сомнений – это для нас теплую встречу приготовили…
– Ну что же, – сказал д’Артаньян. –
Посмотрим, насколько далеко простирается их хитроумие… На тебя не обратили внимания?
– Ни малейшего. Я вошел в ворота, потом сделал вид,
будто напрочь забыл о чем-то, и вышел назад. Один, да еще пеший, им никак не
интересен.
– Не пойти ли нам поодиночке и пешком? – вслух
подумал д’Артаньян. И тут же ответил сам себе: – Нет, рискованно… Хоть я и
перепачкался, как черт в аду, все же видно, что дворянин, да и шпагу не
спрячешь, а идти в Париж без оружия еще опаснее… Нет уж, будем поступать строго
по моему плану… Пошли.
Планше с сожалением оглянулся на лошадей, привязанных к
дереву поодаль от дороги:
– Так и бросим, сударь? Отличные кони…
– Что поделать, – сказал д’Артаньян, широкими
шагами направляясь в сторону Сены. – В лодку их не возьмешь… Вот кстати,
мне пришло в голову, пока ты ходил на разведку… Думается, даже если тот конюх и
расслышал, что я кричал про Пале-Кардиналь, вряд ли хозяева явятся требовать
плату за угнанных лошадей…
– Это почему, сударь?
– Я вспомнил, что Шантильи лежит в самом центре
владений принца Конде. Вполне может оказаться, что кони принадлежали дворянам
из его свиты. Гордость им вряд ли позволит брать кардинальские деньги… а
впрочем, как знать. Пошли?
Они спустились по обрыву к воде, где в лодке прилежно ждал
ее хозяин, удерживаемый на месте не столько щедрым задатком, сколько еще более
щедрым окончательным расчетом, который должен был наступить лишь по достижении
цели. Д’Артаньян первым прыгнул в пошатнувшийся утлый челнок, следом забрался
Планше, и лодочник немедля оттолкнулся веслом от берега, принялся усердно
выгребать против течения.
Не побывай д’Артаньян в Лондоне, где добираться в
Хэмптон-Корт пришлось на лодке, ему ни за что не пришла бы в голову эта идея.
Однако именно это обстоятельство позволяло надеяться, что противнику ни за что
не придет на ум искать гасконца на реке. Насколько знал д’Артаньян, у парижских
дворян совершенно не было привычки передвигаться по Сене вдоль – разве что при
срочной необходимости нанимать лодочников и пересекать реку поперек. Его
хитрость была настолько необычной для Парижа, что могла и завершиться успешно…
Луны еще не было, но ночь выдалась ясная, и д’Артаньян во
все глаза смотрел по сторонам. Слева показались ворота Конферанс – но на самом
берегу не видно людей, тишина и покой…
