– Более того, – сказал Д’Артаньян. – Я
рассчитываю узнать у вас хоть что-то о Констанции, что мне поможет напасть на
след…
Герцогиня надменно сдвинула брови:
– Шарль, вы заходите слишком далеко! Я не из тех, кто
благородно помогает осиротевшему кавалеру отыскать свою соперницу. Чтобы вы
мяли простыни с ней, а не со мной? Нет уж, благодарю покорно! Если вы пришли
только за этим, извольте удалиться. Проваливайте к чертовой матери, проще
говоря. Боже, какая наглость! Я ему должна помочь отыскать его любовницу! Что я
вам – святая Цецилия?
– И все же мне кажется, что вы поможете… Что-то о
Констанции вы все же должны знать: знакомые, привычки, быть может, места, где
она может удерживать пленницу…
– Шарль, убирайтесь к черту! Я позову слуг…
Не тронувшись с места, скрестив руки на груди, д’Артаньян
преспокойно спросил:
– Послушайте, Мари, а вы не боитесь получить из точеных
ручек Констанции яд в вине?
– Я?! С какой стати? Да я для нее была сущей
благодетельницей! Я ее щедрейшим образом вознаграждала за постельные забавы! Я
ее устроила королевской камеристкой в Лувр! Я ее свела с вельможами, благодаря
которым она сколотила недурное состояньице! Наконец, я ее положила в постель к
королеве, отчего ей тоже последовали сплошные выгоды…
– То-то и оно! – воскликнул д’Артаньян. – Вот
то-то и оно!
И с превеликой радостью увидел на лице герцогини первые, еще
смутные, неосознанные подозрения и страхи.
– Что вы хотите сказать?
– Да просто хочу спросить: Мари, неужели вы
действительно не понимаете, что больше ей не нужны? Более того, вы ей,
по-моему, уже мешаете… Констанция-Камилла, я сам убедился, чертовски умна и
невероятно пронырлива. Как по-вашему, она долго будет сносить ситуацию, при
которой вы для нее являетесь чем-то вроде хозяина веселого дома?
– Выбирайте выражения!
– О, простите… – раскланялся д’Артаньян. – Но
вы ведь уловили суть? Где гарантия, что она втайне не стремится занять при
королеве то место, которое пока что занимаете вы? Плевать, простите, что вы –
герцогиня, а она – дворяночка из захудалых. Что, никогда так не было, чтобы
люди взлетали на самые вершины из грязи? Возьмите Кончини или совсем уж свежий
пример – Бекингэма… Ну так как же, Мари? Вы в самом деле не понимаете, что она может
уже тяготиться ролью услужающей? Если ей удастся оттереть вас от королевы…
– Глупости! Мои отношения с Анной настолько прочны…
– Отчего же голосок у вас легонько дрогнул? –
напористо продолжал д’Артаньян. – Мари, вы умница, как бы я к вам ни
относился, но вы – умница… Вы когда-нибудь слышали о постоянных королевских
симпатиях? Вы когда-нибудь слышали о фаворитах и фаворитках, сохранявших свое
влияние десятилетиями? Редчайшие исключения лишь подтверждают правило, как
выражается мой ученейший знакомый шевалье Рене де Карт… Мари, вы ввели ее в те
круги, где она уже может вполне обходиться и без вас, более того – не на шутку
опасается вашего соперничества… Она теснейшим образом спуталась с англичанами,
даже не с Бекингэмом – с лордом Винтером, который служит герцогу с прохладцей,
а на деле разыгрывает свою партию, преследует свои собственные цели… Помните,
какие идиллические отношения царили меж всеми вами, участниками заговора Шале?
Вы сговаривались с Гастоном и принцем Конде извести короля и кардинала – а сами
в то же время подначивали меня убить обоих… Неужели вы считаете, что кто-то
другой, те же англичане, тот же Винтер, не способны поступить точно так же и с
вами? В конце-то концов, к чему Бекингэму терпеть рядом с королевой человека,
имеющего на нее столь сильное влияние, как вы? До поры до времени вы с ним
можете идти одной дорогой, но неизбежно настанет миг, когда ваши пути
решительно разойдутся… Вы, по большому счету, не нужны победившему Гастону
Орлеанскому. Вы не нужны победившему принцу Конде. Всякий победитель, если он
достаточно крупная и независимая фигура, старается, чтобы вокруг было как можно
меньше претендентов на те же лавры… И та же малютка Констанция, получив еще
пару горстей золота, подсыплет вам в стакан порошочек без цвета, вкуса и запаха,
и вы едва успеете понять, что умираете… Все, кого я видел, едва успели…
Он замолчал и долго выдерживал хорошо рассчитанную паузу.
Удар был нанесен в самое слабое место, какое только имелось у герцогини, –
в то место, где родятся подозрительность, недоверие, коварство. Таковы уж нравы
и характеры тех, кто погряз в заговорах, – они постоянно вынуждены
подозревать друг друга, и, видит бог, не без веских оснований…
– Вы играете со мной, – сказала герцогиня, но по
ее тону д’Артаньян уже понял, что правильно выбрал место для удара и
безошибочно угодил в него. – Вы играете со мной, преследуя свои
собственные цели…
– Ну разумеется, – сказал д’Артаньян. – Не
думаете же вы, что я из чистого расположения к вам явился вас предупредить,
чтобы держали с Констанцией ухо востро? Конечно, у меня есть свои цели… но в
данный момент они у нас с вами общие. И мне, и вам выгодно остановить
Констанцию. Вам даже выгоднее, чем мне: я-то, по крайней мере, уже знаю, чего
от нее ждать, и в третий раз на ту же удочку не попадусь. А вот вы… Мы –
мимолетные союзники. Мари. Так давайте, пусть краткий миг, действовать рука об
руку…
Казалось, она колеблется.
– В конце-то концов, я могу ее отыскать и без вашей
помощи, – сказал д’Артаньян решительно. – Вы мне всего лишь упростите
задачу, и не более того. Пожалуй, вы действительно ни при чем – это чисто ее
проделки… Она окончательно переметнулась к Винтеру. А значит, очередной заговор
– вы ведь не остановитесь, правда? И вы, и Гастон, и все остальные… –
может окончиться успешно. Но в его успехе и заложено ваше несчастье. Вы все же
легкомысленны, Мари. Вы когда-нибудь потеряете осторожность и непременно
отопьете глоток вина или прохладительного питья из стакана, куда Констанция
незадолго перед тем вытряхнула пару крупинок из своего знаменитого перстня –
большого, старинной итальянской работы, с огромным красным карбункулом,
пустотелым внутри и представляющим собой надежное хранилище для ядовитого
порошка… Самое смешное, что мне искренне будет вас жаль. Ничего не могу с собой
поделать, настолько вы очаровательны… Я буду жалеть о вас… но сейчас для меня
на первом месте стоит обязанность выручить Анну.
– Но зачем ей Анна? – спросила герцогиня чуточку
жалобно, чуточку растерянно.
Уловив в ее голосе эти нотки, д’Артаньян еще более
возликовал – он еще более продвинулся к цели.
– А вы не знали? – усмехнулся он. – В самом
деле, не знали? Анна была женой старшего брата Винтера. Наследниками состояния,
титулов, имений и денег остаются она и ее сын. Винтер отравил брата – как
теперь совершенно ясно, при помощи Констанции-Камиллы, – но далее не
продвинулся. И Констанция взялась ему помочь довести дело до конца. За схожую
услугу Винтер предлагал мне в Англии сто пятьдесят тысяч пистолей. Вряд ли
Констанции он заплатит столько же – но в любом случае достаточно, чтобы она
забыла о вас и ваших поручениях… Меня пытались отравить еще и из-за того, что я
стал одним из немногих, посвященных в эту историю. Теперь вы ее тоже
знаете. – Он безжалостно улыбнулся, скорее, оскалился. – Вы не
рискнете меня убить здесь, Мари. У вас в особняке, могу спорить, нет опытных
головорезов, одни недотепы-слуги, умеющие лишь пыжиться и чваниться. А я
неплохо вооружен, и возле вашей двери меня дожидаются два гвардейца – не говоря
уж о том, что в Пале-Кардиналь прекрасно знают куда я направился… Знаете, как я
поступлю, Мари? Что я постараюсь довести до сведения Винтера, уйдя отсюда?
