Он был страшен в гневе, и аббатиса, помертвев, замолчала,
лишь мелко-мелко крестилась, шепотом поминая царя Давида и всю кротость его.
– Мы с тобой не шутим, ханжа чертова! – загремел
окровавленный Каюзак. – Я тебе самолично поджарю пятки на твоей же
поварне! Где девушка? Отвечай живее, а то намотаю твои патлы на кулак и вертеть
буду по всему двору!
И он протянул к ней ручищу, покрытую своей и чужой кровью,
бесцеремонно сорвал с головы чепец, вцепился в аккуратную прическу.
– Помилуйте, господа! – вскрикнула аббатиса, не
без оснований подозревавшая, что пришел ее смертный час. – Что бы вам
сразу сказать, от кого вы прибыли… Все мы тут верные слуги…
– Веди, стерва! – рявкнул Каюзак, прямо-таки
забрасывая ее в дверь.
Хныча и причитая, аббатиса резво трусила впереди, показывая
им дорогу на второй этаж. По всему зданию послышались испуганные визги и охи,
но гвардейцы, не обращая внимания на перепуганных монахинь, взбежали по
лестнице, устремились по длинному коридору.
В самом конце его вдруг мелькнул, исчезая на поворотом, край
синего плаща. Дверь, откуда выскочил скрывшийся у них на глазах человек в
одежде королевского мушкетера, так и осталась распахнутой – и это была та самая
дверь, которую описал, чье расположение прилежно указал беглый печатник…
Отшвырнув монахиню, как тряпку, д’Артаньян побежал. За его
спиной грохотал сапожищами Каюзак. Они неслись посреди пропахшей ладаном
солнечной тишины, нарушаемой лишь их собственными шагами и истошными воплями
монахинь где-то в отдалении, и это было, как во сне, когда тело ничего не весит
и можешь творить, что хочешь, и тяжелое предчувствие отчего-то сжало
д’Артаньяну сердце…
…когда рыцарь в смятении выбежал из замка…
Охваченный тревогой, он бежал сломя голову, пересекая полосы
солнечного света, падавшие из высоких стрельчатых окон по правую сторону
коридора.
…с ночного неба снегопадом сыпались…
Он сгоряча налетел на распахнутую дверь, пребольно ушиб
плечо, но не ощутил удара. Влетел внутрь.
…белоснежные лепестки лилий…
– Боже милостивый… – прошептал за его спиной
Каюзак.
Д’Артаньян упал на колени рядом с Анной, распростертой на
щербатом каменном полу, давно не метенном как следует. Ее золотистые волосы
разметались по треснутым плитам, неподвижный взгляд синих глаз был устремлен в
неизвестные дали, а прекрасное лицо было белоснежным, как мрамор, покрытым
крохотными алыми точками…
Гасконец издал звериный вопль. Он понимал все, но принять
случившегося не мог, казалось, стоит зажмуриться, потрясти головой – и
наваждение спадет, все переменится…
Но текли минуты, а все оставалось, как прежде. Совсем
близко, за стеной, стучали копыта, вразнобой хлопали выстрелы и кричали люди, а
он стоял на коленях, не в силах шелохнуться, с залитым слезами лицом…
Его вырвал из беспамятства голос Каюзака:
– Д’Артаньян, будьте мужчиной! Там идет бой!
Только тогда гасконец вскочил на ноги, одержимый жаждой
убийства и разрушения.
– Да-да! – воскликнул он горячечно. – Конечно
же, бой! И месть… Это женщины рыдают над мертвыми, а мужчины за них мстят! Как вы,
Каюзак?
– Да пустяки, – проговорил слегка побледневший от
потери крови великан. – Больновато, конечно, и голова кружится, но бывало
и похуже. Нужно только отдышаться, а то голова чужая…
– Оставайтесь здесь, мы справимся без вас, –
быстро сказал д’Артаньян. – Увезите ее отсюда, я не хочу, чтобы она
оставалась в этом поганом месте… Тот городок поблизости, как его, Можерон…
Увезите ее туда, пусть эти мошенницы и клятый печатник вам помогут, иначе я
запалю это гнездо, а их, клянусь богом, перебью…
Как безумный, он бросился вниз, пробежал по двору, выскочил
в ворота и обогнул монастырь с запада, несясь вдоль стены.
Головой в кустах лежал покойник в синем плаще, а неподалеку
сидел на траве де Вард, прижимая ладонь к левому виску. Меж его пальцами
обильно текла кровь, и Рошфор стоял над ним с носовым платком. Здесь же стояли
слуги с испуганно-бравыми физиономиями, сжимая мушкеты, от которых остро тянуло
тухлой пороховой гарью.
– Этого Планше достал, – сказал Рошфор, кивнув в
сторону трупа. – Всадники галопом выскочили из незаметной дверцы… Она
ускользнула. Черт побери, ускользнула! Хорошо еще, что за все эти годы так и не
научилась метко стрелять из пистолета, де Варду повезло, ему, как мне когда-то,
лишь сорвало кожу, и череп не задет… – Он спохватился: – Д’Артаньян, что
с…
Взглянув в лицо гасконцу, он замолчал и, медленно подняв
руку, перекрестился, шепча:
– Господи, на все твоя воля… но почему должно было
случиться именно так?
Планше всхлипнул.
В приливе яростной решимости д’Артаньян вскричал, чувствуя,
как высыхают на лице обильные слезы:
– На коней, Рошфор, на коней! Пока мы еще можем что-то
сделать!
Глава 16
Суд божий
Всадники уже давным-давно не скакали во весь опор –
загнанные кони могли идти лишь рысью, да и то время от времени переходя на шаг.
Давным-давно отстали Планше и слуга Рошфора, чьи лошади не выдержали гонки.
Позади остались с полдюжины маленьких городков на ведущей в Кале дороге –
Мортевиль и Жассе, Вольвер и Нольбье…
Даже теперь д’Артаньян опережал Рошфора на два-три корпуса.
Несмотря на многочасовую скачку, он не чувствовал ни тени усталости – сила,
гнавшая его вперед и вперед, превозмогла все…
Увы, Констанция их опережала. Лошади д’Артаньяна и Рошфора
тоже отдохнули за ночь – но они провели эту ночь в лесу, подкрепившись лишь
травой, а вороной клейменой простоял в уютной конюшне, и утром ему успели
задать овса…
И все же дела их были не безнадежны. Вороной не мог
промчаться без остановки до Ла-Манша – а со следа они не сбились. Где бы они ни
проезжали, везде им сообщали о всаднике в мушкетерском плаще, очертя голову
пронесшемся не так давно… совсем недавно… вот-вот… за четверть часика до ваших
милостей… и не пронесшемся уже, а прошедшем рысью… отдохнувшем у этого самого
дерева самую чуточку… всадник спрашивал, можно ли купить тут коня… сказать по
правде, сударь, он больше походил на переодетую женщину… да, голосок
определенно женский… вот только что проехал здесь, сударь, вороной весь в мыле,
не на шутку притомился… шатался вороной, вот-вот с ног грянется…
– Стойте! – воскликнул д’Артаньян, натянув
поводья, и его конь шарахнулся, храпя.
На обочине лежал вороной – вытянув шею, оскалив зубы, уже
бездыханный.
– Похоже, ей пришлось идти дальше пешком… –
ощерясь по-звериному, продолжил гасконец. – Вон там виднеются дома…
– Это Грамартен, – сказал Рошфор, выплевывая
пыль. – Городок совсем маленький, лошадей на продажу там вряд ли сыщешь… а
вот гостиница, мне помнится, есть… Вперед, д’Артаньян, вперед! Черт, мой конь
решительно отказывается сделать хоть шаг…
