Костя сказал, что поверит, скорее для того, чтобы отделаться
от монаха. К тому моменту он уже едва на ногах стоял, от усталости и бессонницы
мысли в голове путались, хотелось лишь одного: поскорее лечь спать. И он
попросил Сергия проводить его до отведенной ему кельи (без помощи отыскать ее
Костя бы просто не смог, тем более в темноте).
Костя был уверен, что уснет мгновенно, но не тут-то было. То
ли непривычно жесткое ложе не способствовало сну, то ли слова Сергия произвели
куда большее впечатление, чем он предполагал. Конечно, рассказ фантастический,
однако Костя, в недавнем прошлом столичный житель, был в курсе новомодных
увлечений. В бога, похоже, сейчас уже никто не верил, и каждый искал свой путь.
Спиритизм, экзотические культы и даже поклонение дьяволу нынче стали в большом
ходу. Однажды и сам Костя присутствовал на черной мессе, устроенной в шутку, но
шутка оказалась явно дурного тона. Были там и обнаженная девственница, и даже
Сатана в козлином обличье, то есть мужчина, облачившийся в козлиную шкуру и
водрузивший на голову рога. Воспоминания о том, что «сатана» проделывал с
девственницей, до сих пор вызывало у Кости краску стыда. Правда, впоследствии
выяснилось, что никакая она была не девственница, а швея Ниночка Коротыгина,
жившая попеременно, почитай, со всеми студентами-медиками, которые при ее
худобе еще и анатомию по ее телу изучали, но все равно было неприятно и очень
стыдно.
С этими мыслями Костя и встретил рассвет. В узкой келье
темнота начала медленно таять, теперь стало возможным различить противоположную
стену и колченогий стол. За окном серело, а Костя так и не сомкнул глаз. Жизнь
в монастыре начиналась рано, и он прислушивался к звукам, доносившимся с улицы:
вот кто-то прошел под окнами, и вновь все стихло, затем послышались шаги в
коридоре. Крадучись, кто-то прошмыгнул мимо, замерев на мгновение прямо
напротив его двери. Костя нахмурился, прислушался и вскоре опять различил шаги,
торопливые, но осторожные, и вновь человек замер возле его двери, а вслед за
тем в дверь постучали, и Костя услышал вкрадчивый голос:
— Константин Иванович…
Костя вскочил, решив, что вернулся ночной знакомец Сергий, и
стал поспешно одеваться, жалея, что не сделал этого раньше. Но открыть дверь
неодетым он счел для себя неприличным, а потому сказал негромко:
— Иду, иду, одну минуту…
Но человек, стоявший за дверью, кинулся бежать, уже не
таясь. Чертыхаясь, что, безусловно, не приличествовало святому месту и говорило
о крайнем волнении и досаде, Костя бросился к двери. Но она оказалась заперта!
Поначалу его это удивило, а потом испугало, ведь замки на дверях келий
отсутствовали, и тому, что дверь невозможно открыть, должно быть объяснение.
Причем возможно лишь одно: кто-то не желал, чтобы он мог выйти, и чем-то подпер
дверь с той стороны. Вряд ли это сделал Сергий, а то, что он поспешно удалился,
скорее связано с появлением какой-то опасности, и опасность должна быть весьма
существенной, если его, Костю, решили на время нейтрализовать.
Вот какие мысли вихрем пронеслись в его голове, и он, забыв
о приличиях, закричал во всю мощь легких:
— Василий Лукич, на помощь!
Василием Лукичом звали Никифорова, и тот, к счастью, услышал
отчаянный вопль, хоть и находился в другом крыле. Надо сказать, ночью ему тоже
не спалось, и он в столь ранний час был уже на ногах. Более того — следовал как
раз по коридору в сторону кельи, отведенной Константину. Не желая беспокоить
своего юного товарища, Никифоров намеревался осмотреть монастырь до приезда
доктора, но Костин вопль его напугал, и он побежал на зов, а потом замер в
недоумении, заметив, что дверь кельи подперта суковатой палкой. Через мгновение
он уже распахнул дверь и увидел испуганное лицо Кости.
— Что происходит? — спросил растерянно, на что
Костя ответил невнятное:
— Вот туда.., нет — туда… — И покрутил головой, пытаясь
решить, в какой стороне скрылся Сергий.
Никифоров наблюдал за коллегой с беспокойством. И тут
монастырскую тишину взорвал еще один крик, пронзительный, отчаянный, от
которого холод подступил к сердцу.
— Это там, — первым вышел из столбняка Никифоров,
и оба бросились по коридору в сторону крытой галереи.
Через несколько минут они стали свидетелями удручающего
зрелища. Галерея располагалась довольно высоко над землей, монастырский двор
был вымощен камнем, и сейчас там, внизу, раскинув руки, лежал человек в черной
монашеской одежде. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять:
человек мертв. Лежал он неподвижно, и отсюда, сверху, более напоминал сломанную
куклу. По каменной плите от виска монаха стремительно растекалось кровавое
пятно, темная густая кровь казалась ненастоящей. Возле тела стояли трое монахов
и испуганно жались друг к другу. К ним быстро подошел отец Андрей, наклонился к
телу, и тут раздался голос Никифорова:
— Еще один убиенный? — Голос звучал насмешливо и
зло, что, безусловно, не соответствовало трагичности момента.
Отец Андрей выпрямился и, не скрывая гримасы отвращения,
поднял голову вверх.
— Стойте здесь, — шепнул Никифоров Косте, а сам
направился к лестнице, которая начиналась метрах в пяти от того места, где они
стояли.
Костя поначалу удивился его словам, но потом понял, что
Никифоров просто не желал оставлять святых отцов без внимания, а если бы они
отправились сейчас вниз вместе, то на какое-то время двор скрыла бы от них
стена, возле которой и находилась лестница. Конечно, Костя считал, что такое
явное недоверие со стороны Никифорова к монахам выглядит едва ли не
оскорблением, однако он вынужден был признать: недоверие все-таки не лишено
оснований, раз это уже второй случай внезапной смерти.
Костя даже хотел произнести слово «убийство», но
поостерегся, ведь обстоятельства смерти еще не ясны. Но коли трупы уже есть, а
подозреваемых еще нет, то есть среди людей мирских нет подозреваемых, значит,
как ни прискорбно, подозревать придется монахов. В общем, он тут же простил
Никифорову его невоспитанность и даже приказной тон и остался стоять на месте,
ожидая, когда тот спустится к трупу.
Никифоров наклонился к распростертому телу и задал
собравшимся вопрос, присутствовал ли кто из них при печальном происшествии и
что они могут по этому поводу сообщить. Оказалось, что все трое прибежали сюда,
услышав крик, и о самом происшествии ничего поведать не могут.
