Войдя в здание рынка, я вроде бы успела забыть о старичке и
уж точно больше не вспоминала ворону. Правда, подозревала, что сегодняшний
день, в плане больших чувств, ничуть не лучше предыдущего. Но в суете рынка и
эти мысли меня оставили. Я направилась к овощному ряду, и тут старичок возник
вновь. Точнее, поначалу я услышала голос, который шел вроде бы из-под земли.
— Ярослава… — прошептал кто-то, и в первое мгновение я
решила, что ослышалась, но шепот вновь повторился:
— Ярослава…
Я нахмурилась и начала оглядываться, и тут заметила
притулившегося между высоченных прилавков с горами фруктов старичка. Очень
серьезно глядя на меня, он махнул рукой, приглашая приблизиться, и я, сама не
знаю почему, сделала шаг в его сторону.
— Ты ведь Ярослава? — зашептал он.
Глаза у него были странные: зрачок очень большой (может,
из-за пережитого испуга), радужная оболочка казалась выцветшей, какого-то
бледно-желтого цвета, и на фоне белков с желтыми пятнами была почти незаметна,
будто ее и нет вовсе. А еще у него не было ресниц. Совсем. Сморщенное личико
напоминало печеное яблоко, но почему-то я была уверена, что не так уж дядя и
стар.
— В чем дело? — спросила я и смутилась: вопрос
прозвучал довольно грубо. Кашлянула и добавила:
— Извините.
— Твой отец… — опять зашептал старик. — Скажи его
имя…
— Мой отец умер, — растерялась я.
— Знаю, — поморщился он. — Скажи имя.
— Анатолий Ильич Белосельский, — пробормотала я,
теряясь в догадках, зачем старику это нужно. А он облегченно вздохнул.
— Слава богу. Еле узнал тебя, ошибиться боялся. —
Дядя сунул руку за пазуху, достал оттуда сверток, взглянул на него, вроде бы в
чем-то сомневаясь, и протянул мне:
— Никому не отдавай. Никому. Слышишь?
— Что это? — нахмурилась я, отступая на шаг.
— Отец знал, и ты узнаешь, — забормотал старик,
очень напоминая в ту минуту сумасшедшего. — А больше никому!
— Послушайте… — начала я, а он очень ловко сунул
сверток в мою сумку, что меня здорово разозлило. — Послушайте… — повторила
я грозно, собираясь отчитать странного дядьку.
— Матюша, — вдруг позвал кто-то рядом, — тебя
здесь спрашивают.
Толстая тетка в голубом переднике, вне всякого сомнения,
обращалась именно к старичку. Она мотнула головой куда-то в сторону, я
проследила ее взгляд и увидела двух рослых парней. На подбородке одного из них
— свежий шрам.
— Иду! — весело крикнул старичок, но взгляд его,
обращенный ко мне, посуровел. — Ни-ко-му… — нараспев сказал он. —
Теперь ключ у тебя, с тебя и спрос… — И дядя юркнул в темноту прилавка.
— Послушайте, — вновь начала я, — эй.., как
вас… — Назвать дедулю Матюшей язык не поворачивался, я в досаде плюнула,
побежала вдоль прилавка, надеясь перехватить старика, но его и след простыл.
Я заглянула в сумку, не удержалась и пощупала сверток.
Желто-коричневая бумага, в которую на почте упаковывают бандероли, шпагат,
должно быть, тоже с почты. Внутри что-то твердое, завернутое, кажется, еще и в
тряпку. «Ключ, — подумала я. — Старик говорил что-то про ключ. И что
мне с ним делать?» Ответ пришел сам собой: разумеется, отыскать Матюшу и
выяснить, что он мне такое подсунул, а главное, зачем! Судя по поведению тетки,
человек он здесь известный, значит, найти его будет несложно.
Забыв про капусту, я направилась вдоль прилавков и очень
скоро едва не столкнулась с Матюшей. Он стоял возле входа в кафе в компании
двух мужчин, тех самых, что его искали. Один мужчина что-то говорил ему, а
Матюша кивал, слушая без особого интереса. Я направилась к ним, по пути
заготавливая первую фразу. Скажу ему: «Будьте добры объяснить, в чем дело…»
Нет, лучше так: «Заберите свой сверток и потрудитесь объяснить…» Но ни одну из
этих фраз я так и не произнесла. Матюша увидел меня, когда я оказалась совсем
рядом, вскинул голову и так взглянул, что слова разом улетучились. Точно под
гипнозом, я резко свернула и вошла в кафе. Матюша продолжал кивать, а парень
говорить, до меня долетели слова: «Чего ты дурака валяешь?», сказанные укоризненно.
Непохоже, чтобы парни ему грозили, скорее уговаривали. И в том, как дядька
стоял, как кивал, испуга не чувствовалось. И все же он явно очень испугался,
когда увидел, что я приближаюсь, то есть он боялся, что парни обратят на меня
внимание.
Я устроилась за столиком кафе, через стеклянную дверь
наблюдая за тем, что происходит на рынке. Теперь говорил Матюша, но слова его я
слышать, разумеется, не могла, однако по физиономии парня со шрамом догадалась,
что по душе они ему не пришлись. Второй парень звонил по мобильному, нервно
расхаживая рядом. Матюша сказал что-то резкое, махнул рукой, точно подводя итог
разговору, и зашагал по проходу. Парни переглянулись, тот, что со шрамом, пожал
плечами, и оба направились к центральному входу, а я вспомнила, что мне нужна
капуста.
Происшедшее интриговало и раздражало одновременно. Очень
хотелось заглянуть в сверток, но я решила потерпеть до дома. Выпила кофе и
отправилась за капустой. Нечего и говорить, что расстояние до квартиры бабули я
преодолела в рекордные сроки, хотя, замечая, что вдруг срываюсь чуть ли не на
бег, старалась идти медленнее. Куда там! Любопытство — серьезное испытание, и я
знала — мне его не выдержать.
