С тех самых пор я взяла за правило, садясь в машину,
бормотать под нос что-нибудь: «Господи, благослови усопшего раба твоего,
который тебе известен, безусловно, лучше, чем мне». Элька, однажды услышав мое
бормотание, заявила, что я спятила. Но мне лично казалось нечестным просто
взять и забыть щедрого родственника.
* * *
Когда я вновь появилась на Михайловской, жизнь там бурлила.
Возле многочисленных сарайчиков стояли «Газели», около них сновали торговцы,
детвора оглашала окрестности криками и визгом, во дворе дома появились
бабульки, присматривавшие за детьми. Я поздоровалась и справилась у них о
соседе.
— На рынке, — ответила бабка в цветастом
платье. — Думали, угомонился, но какое там… Беда с мужиком, —
добавила она со вздохом.
Я поехала на рынок. Через несколько минут он должен был
закрыться. В зале, где было непривычно тихо, сновали несколько запоздавших
покупателей, продавщицы подсчитывали выручку. Я отправилась к знакомой тетке и
спросила Матюшу.
— Вон он, — кивнула та в сторону прилавка с очень
суровым видом. — Только никакой от него пользы.
Что да, то да. Матюша сидел на грязном полу, привалившись
спиной к ящикам, и бессмысленно таращился в пустоту. Я присела на корточки
рядом с ним и на всякий случай потрясла его за плечо. Он дернул головой и даже
что-то промычал, но взгляд был по-прежнему бессмысленным.
— Как запьет, так горе одно, — понаблюдав за моими
напрасными движениями, заметила тетка.
— Нельзя его здесь оставлять, — заметила я.
— Нельзя. Кто-нибудь из мужиков до-дома дотащит.
Сеня! — заголосила она. — Сопроводи товарища!
Сеня оказался дядей без возраста, в разных ботинках на босу
ногу, в шортах, грязной футболке, по виду — форменный бомж. Им и оказался. Пьян
он был так, что на каждом шагу спотыкался. Я с сомнением следила, пока он
приближался, но дядя, внезапно собравшись с силами, довольно легко приподнял
Матюшу и поволок его к выходу. Матюша перебирал ногами и мычал. Выйдя из здания
рынка, оба рухнули и вроде заснули.
Я вертела головой, теряясь в догадках, что же теперь делать.
Оставить Матюшу здесь? Конечно, оставить, не на себе же до машины тащить… Из-за
угла появился миллионер, взглянул на колоритную парочку, досадливо сплюнул.
— Вы мне не поможете? — решившись, спросила я.
— А в чем дело? — насторожился он.
— Вот этого до машины донести.
— Родственник, что ли? — приглядываясь ко мне,
спросил представитель закона.
— Вроде того. Он живет здесь, неподалеку.
— Да знаю я… — Мужчина вздохнул. Чувствовалось, что
проявлять отзывчивость ему очень не хочется, но и отказать мне он почему-то не
решился. — Ладно, помогу, — сказал милиционер наконец, а я к тому
моменту уже уверилась, что мы так и будем стоять, пялясь друг на друга. Подхватив
тщедушного Матюшу под руки, мы поволокли его к машине. — Надоели алкаши
эти, — бубнил по пути милиционер, — отправить бы их всех.., куда
подальше, — закончил он сердито и более рта не открывал.
Запихнув Матюшу на заднее сиденье, мы простились, и я поехала
на Михайловскую. Старушки все сидели во дворе, и еще там появился дюжий дядя,
который курил в тенечке. Пришлось обратиться к нему, чтобы извлечь моего
пассажира. Бабки охали и стыдили бесчувственное тело, а я, забегая вперед,
открывала двери.
Дверь в квартиру Матюши, вопреки бабкиным прогнозам,
оказалась заперта. Сосед пристроил старика на полу, похлопал его по карманам,
достал ключи, и через минуту страдалец оказался у себя дома. Поблагодарив за
помощь, я вынуждена была удалиться.
Признаться, я здорово злилась. Не на Матюшу, а на себя. На
что я трачу свое время? Развожу алкашей с рынка, точно у меня других дел нет! И
ладно бы узнала что путное…
— Часто у него такое? — спросила я бабок.
— Когда как. Может неделями не пить, а уж как запьет… —
вздохнула одна.
— Жалко его, — вмешалась другая. — Человек-то
хороший, всем помогает… А пьет… Так ведь жизнь не заладилась. Одинокий он, был
бы кто рядом, глядишь бы, присмирел.
Потратив еще несколько минут на бесполезные разговоры, я
вернулась в машину. Домой не спешила, подозревая, что работать все равно не
смогу. Колесила по городу, с каким-то новым чувством разглядывая дома, точно
видела их впервые. И вдруг подумала, что я очень люблю свой город. Ему тысяча
лет, а выглядит молодцом. Мой прапрадед ходил по этим улицам, а теперь по ним
хожу я, а через сто лет так же будут ходить мои правнуки.., если бог даст. Нет,
будут. Обязательно будут! Может, кто-то из них вспомнит обо мне? Не пора ли
завести дневник… Я засмеялась и повернула к дому.
* * *
Утром перед работой я не выдержала и заглянула к Матюше,
хотя дала себе слово не вспоминать о нем до вечера. Калитка была заперта, что
меня удивило, но беспокоить людей я не рискнула и с досадой покинула
Михайловскую.
День полетел незаметно, мыслями я против воли то и дело возвращалась
к Матюше и даже забеспокоилась, как бы он к вечеру опять не напился. Оттого
после работы сразу же поехала к нему. Бабки сидели на скамейке и встретили меня
громким: «Здравствуйте».
Чувствовалось, что ко мне здесь успели привыкнуть, то есть
надоесть я смогла людям изрядно, правда, внешне это никак не проявлялось.
Должно быть, граждане здесь жили добрые и моим мытарствам от души
сочувствовали.
— Матюша дома? — спросила я, потому что народ
безмолвствовал в ожидании, что скажу я, а сказать мне им было нечего.
Одна старушка повернулась к другой и спросила:
— Ты его сегодня видела?
— Нет, — покачала та головой. Далее последовал
диалог, который мне пришлось выслушать до конца, так как повернуться и уйти я
сочла невежливым.
— Пора бы ему появиться.
— Небось отлеживается. Ночью-то что вытворял! Видно,
черти гоняли.
— Уж должен был за рассолом прибежать.., или моего
послать за опохмелкой. Хотя мой с утра на рыбалке, — подумав, изрекла
бабка. — Все равно должен был объявиться.
Тут старушки, весьма озадаченные, взглянули друг на друга,
одна произнесла: «Господи,..», другая добавила: «Твоя воля», и обе, не
сговариваясь, бросились к двери в полуподвал, совершенно забыв про меня. Но
я-то про себя не забыла и поспешила пристроиться в арьергарде.