— Зачем? Я не силен в старославянском, да и понятия не
имел, кому письмо можно предложить. Опять же на рынке ходит масса поддельных
документов, а я не специалист, повторяю, и удостовериться в том, что это
подлинник… В общем, я отказался иметь с ним дело. Но потом узнал вот что: к
Румянцеву обращались с предложением перевести некое письмо. Заметьте —
перевести. И принесли ему две фотографии. Якобы документ было необходимо
прочитать для какой-то научной работы.
— Кто такой Румянцев? — нахмурилась я.
— Вижу, вы не знаток нашего дела, — засмеялся
Глебов. — Румянцев как раз дока по части исторических документов.
— Торгует древними книгами?
— Как же без этого?
— Где его найти?
— Ваш друг его прекрасно знает.
— Почему вы решили, что письмо имеет отношение к интересующим
меня кинжалам?
— Потому что Румянцев, как и ваш отец, был просто
помешан на легенде о Козьей пещере. И утверждал, что в письме разгадка той
давней тайны.
— В письме Филарета настоятелю Спасо-Преображенского
монастыря? — ахнула я.
— По крайней мере, Румянцев был в том уверен. Именно
это письмо искал ваш отец, — после паузы закончил Глебов.
* * *
— Нам надо немедленно поговорить с Румянцевым, —
заявила я, садясь в машину.
— С каким еще Румянцевым? — нахмурился Прохоров.
— Не прикидывайтесь, вы его прекрасно знаете.
Специалист по древним рукописям.
— Ах, вот как. Вынужден вас разочаровать, старик
недавно перенес инсульт, беседовать с ним труд напрасный.
— Я вам не верю, — отрезала я.
— Что ж, — вздохнул он. — Если желаете убедиться,
пожалуйста. Я хорошо знаком со всем семейством, нам будут рады. Сейчас позвоню.
Он достал телефон и набрал номер. Пока он разговаривал, я
смотрела в окно, пытаясь понять, куда меня занесло любопытство. Я хотела узнать
продолжение истории прапрадеда, а теперь вдруг столкнулась с другой загадкой:
убийством отца. А оно, возможно, связано с еще одной смертью. И рядом со мной
человек, которого, должно быть, те давние события очень интересуют. Правда, он
не желает мне в этом признаться. Почему? Я покосилась на Марка Сергеевича,
который как раз закончил разговор.
— Вы ничего не сказали мне о своем отце, —
довольно робко произнесла я, злясь на себя за это.
— Что я должен был сказать? — трогаясь с места,
спросил он, нахмурившись.
— Ваш отец погиб, и вы…
— И я?
— Вы пытаетесь отыскать его убийцу?
— Через двадцать лет? Романтические бредни. Если и вас
посетила подобная мысль, выбросьте ее из головы. Кстати, я терпеть не мог
своего отца. Что вы смотрите? Такое случается. Он скверно поступил с моей
матерью. По его прихоти с двенадцати лет я жил один, далеко от дома, мать
тяжело переживала это, а она во мне очень нуждалась. Она серьезно заболела, а
отец сообщил мне об этом, только когда она умерла. Я даже на похоронах не был.
— Она в вас нуждалась, а вы в ней? — тихо спросила
я.
— А как вы думаете? В двенадцать лет оказаться в чужой
стране, совсем одному… Да я даже языка толком не знал!
— Извините, — попросила я.
Он взглянул хмуро, потом кивнул и добавил, хотя это и было
излишне:
— Я его ненавидел.
Наверное, на моем лице отразились обуревавшие меня чувства.
Разумеется, у него был повод недолюбливать отца, но ненавидеть.., это уж
слишком. Тем более что отец погиб. Сыну следовало давно простить его. Прохоров
усмехнулся, покачал головой и снизошел до того, чтобы пояснить:
— Он погиб, потому что связался с мерзавцами. Вот и
все. Он ведь прекрасно знал, с кем имеет дело.
— Господи, откуда такая жестокость? — не
удержалась я.
— Давайте прекратим этот разговор, тем более что мы
почти приехали.
Я посмотрела в окно. Тихая улица в восточном районе города
сплошь состояла из роскошных коттеджей. У одного из них мы и остановились.
Ворота при нашем приближении поднялись, и мы оказались в чистеньком дворике,
вымощенном разноцветной плиткой. Слева чудесная лужайка, далее беседка, где в
настоящее время в кресле-качалке сидел старик, а рядом с ним женщина лет
сорока.
— Идите к нам, — помахала она рукой.
Марк Сергеевич помог мне выйти из машины, и мы направились к
беседке. Я шла на цыпочках — приминать траву было жалко. Прохоров это заметил и
усмехнулся.
Женщина поднялась нам навстречу.
— Рада тебя видеть, Марк, — сказала она, обнимая
его, и покосилась в мою сторону. — А это… — с улыбкой произнесла женщина и
подняла брови.
— Это Ярослава. У нее вопросы к твоему отцу. Ольга
Львовна, — представил он женщину.
— Боюсь, что папа ничем не сможет вам помочь, — со
вздохом сказала та.
Это я уже и сама сообразила. Старик смотрел на нас без
намека на мысль в глазах, так что оставалось лишь гадать, видит ли он нас
вообще.
— Я так рада, что ты пришел, — повторила женщина,
потрепав Прохорова по руке, глядя на него с откровенным обожанием, что мне по
неведомой причине не понравилось. — Сейчас будем пить чай, — сказала
Ольга Львовна и пошла к дому. Старик повернул голову и что-то промычал. Марк
Сергеевич поцеловал его в щеку, точно тот ему родной дедушка, и сел рядом.
— Кажется, мы зря приехали, — вздохнула я.
— Я вас предупреждал.
— Тогда, наверное, не стоит задерживаться.
— Чаю придется выпить, — пожал он плечами.
Ольга Львовна вскоре вернулась, а вслед за ней появилась
девушка, которая толкала перед собой столик на колесиках. На нем стояли
настоящий самовар, чашки и вазочки с разнообразными сладостями.
— Вот, угощайтесь. Такого чая вы нигде больше не
попробуете. Это моя единственная радость, — вдруг добавила она и с печалью
посмотрела на Прохорова. Тот и бровью не повел, словно не замечая ее взгляда и
не слыша ее слов.
— Так что вы хотели от папы? — немного помолчав,
задала она вопрос, поворачиваясь ко мне.
