— Я с самого начала был против того, чтобы вы во всем
этом участвовали. Матюша старый дурак и пьяница! — сердито добавил он,
потом обнял меня и осторожно поцеловал.
Я отстранилась, но совсем не потому, что он был мне
неприятен.
— Я хочу остаться, — сказала я тихо. — Надо
привести могилу в порядок.
Прохоров возражать не стал. До рассвета мы так и просидели в
машине. Когда солнце поднялось над рекой, мы отправились на кладбище. Могила
выглядела ужасно — крест наклонился, загубленные цветы, перемешанные с землей,
вызывали острую жалость. Кое-как мы смогли привести могилу в порядок, чтобы у
местных жителей, заглянувших сюда, не возникло вопросов, а заодно не пошла гулять
по округе легенда об оживших мертвецах или гробокопателях.
Вернувшись в квартиру Прохорова, я сразу же позвонила маме.
Я не знала, как начать разговор с ней, но она почувствовала мое состояние и
испуганно спросила:
— Что случилось?
Ощущение было такое, будто я ступаю по тонкому льду, который
идет трещинами. Еще шаг — и я окажусь в ледяной бездне.
— Мама, кто-то раскопал могилу отца.
— Что? Я не понимаю.
— Мама, ты должна мне кое-что объяснить.
— Я? Славик, что там у вас происходит? Я завтра же
выезжаю…
— Гроб был пустой, — перебила я. — То есть в
нем были только камни. Ты ведь знала об этом?
— О, господи… Бабке сообщили?
— Мама, объясни…
— Ради бога, успокойся. — Она глубоко вздохнула, а
когда опять заговорила, голос ее дрожал:
— Не уверена, поймешь ли ты… Ты знаешь, как твоя бабка
любила сына, твоего отца. Она не могла смириться с его гибелью. Она ничего не
хотела слышать и ждала его. Каждый день ждала. Иногда я даже думала: она
спятила. А ведь никакой надежды уже не осталось. И я решила: если было бы место,
куда она могла прийти, поплакать о нем.., если бы она знала, где он похоронен…
— Но как тебе это удалось?
— Прошло пять лет, все считали его мертвым… Не думай,
что мне было легко. В общем, удалось. Надо было оформить тебе пенсию, мне
выдали свидетельство о его смерти, и я.., я отговорила бабку ехать на
опознание, сказала, что все сделаю сама. Она мне поверила. И в конце концов
смирилась с его смертью. Я хотела, как лучше. Для всех. Она знает? —
спросила мама тихо.
— Нет.
— Но кому вздумалось вскрывать могилу? — немного
успокоившись, спросила она.
— Понятия не имею.
— Ты чего-то не договариваешь. Мне приехать?
— Может быть, позже.
— С тобой все в порядке?
— Да. Езди не считать… Значит, никого из них так и не
нашли?
— Никого. Твой отец погиб, и где его могила, мы уже
никогда не узнаем. С этим надо смириться. Ты меня слышишь?
— Конечно, мама.
Она продолжала допытываться, кому могло прийти в голову
раскопать могилу, и как об этом, мягко говоря, странном событии узнала я. Потом
спросила, приведена ли могила в порядок, напомнила о необходимости держать все
в тайне от бабки. В свою очередь, я на ходу сочинила историю, что кто-то из
местных заметил возню на кладбище и поднял тревогу, это спугнуло
злоумышленников, а утром сельский участковый позвонил мне. Вряд ли ее
удовлетворил мой рассказ, но она решила не настаивать. Теперь вопросов у меня
стало еще больше. Хотя вроде бы все ясно: мама из лучших побуждений устроила
похороны исчезнувшего мужа, а бабка, должно быть, о чем-то догадывалась, но
молча приняла правила игры.
Прохоров наблюдал за мной, сидя в кресле. Разговор по
телефону он слышал. Прошло уже полчаса, а он не сказал ни слова.
— Я, пожалуй, лягу спать, — бросила я, удаляясь в
свою комнату.
«Почему я так напугана? — ворочаясь в постели, пыталась
я найти ответ. — Ведь, кажется, все логично, поступок моей матери вполне
объясним. Так что же мучает меня? Я должна поговорить с бабушкой, — поняла
я. — Вот что меня пугает. Не сам разговор. Нет… У мамы все эти годы была
своя тайна, а бабка, возможно, молчала о другой». Тут я с удивлением поняла,
что готова разрыдаться, и в самом деле заплакала. Я плакала об отце, которого
никогда не знала, чья жизнь и чья смерть остались для меня загадкой.
Из тяжких раздумий меня вывел звонок мобильного. Мужской
голос звучал весело и нагловато.
— Ярослава Анатольевна?
— Господин Мухин? — ответила я. Это была лишь
догадка, но она оказалась правильной.
Собеседник на мгновение замолчал, должно быть, собирался с
мыслями.
— Прошу меня извинить за то маленькое недоразумение,
что произошло сегодня.
— Это недоразумение, как вы выразились, уголовно
наказуемо.
— Но вы не заявили в милицию? Уверен, вы не хотите,
чтобы там кое-что узнали?
— Если вы вздумали меня шантажировать, труд напрасный.
— Ярослава Анатольевна, — преувеличенно ласково
заговорил он. — Уверен, мы могли бы договориться. Скажите честно, они были
там? Я прав? Все эти годы они преспокойно хранились… Я вам заплачу хорошие
деньги.
— Вот как? За Матюшин кинжал, я полагаю?
— Он ведь у вас?
— В прокуратуре. Вы вломились в мою квартиру, довели
подругу до больницы…
— Это надо доказать, — перебил он строго. —
Давайте решим дело полюбовно. Я не собираюсь вас обманывать и действительно
готов…
— Вы зря старались. Кинжал в прокуратуре.
— Да бросьте вы! Так я и поверю, что вы отдали его,
зная, сколько он стоит.
— А он ничего не стоит. Кинжал — подделка. Матюша
изготовил его по рисунку моего прапрадеда. Не верите мне, справьтесь в
прокуратуре.
Теперь Мухин замолчал надолго.
— Если это так, зачем он отдал его вам?
— На память об отце, естественно. А вы что подумали?
Матюшу вы убили напрасно.
— Да вы с ума сошли! — возмутился Мухин, причем
возмущение его показалось совершенно искренним. — Зачем мне было его
убивать? К тому же в ваших словах нет логики: если кинжал подделка, он бы
хорошо заработал, всучив его мне. Но не это главное. Вы ведь были на кладбище?
Значит, кинжалы хранились там?
— Помилуйте, это вовсе никуда не годится, —
хихикнула я.
