— Зачем вы мне все рассказали? — все-таки задала я
вопрос. — Могли бы обойтись заверениями, что вас обвинили ложно.
— А вы не догадываетесь? — усмехнулся он.
— Нет, — покачала я головой, хотя, конечно,
догадывалась.
— Чтобы вы знали обо мне правду. Довольно глупое
желание, если учесть, что теперь я вас потеряю.
— Мне звонил Мухин, — резко сменила я тему, отводя
от него взгляд. — Проявил заботу, открыл мне глаза… Вы правы, это его
парни были на кладбище. Он предложил купить у меня кинжал.
— И что вы ответили?
— Что кинжал в прокуратуре и он не настоящий. Вам не
кажется, что мы в тупике? И доказать ничего не сможем, и скорее всего ничего не
найдем. По крайней мере, у меня нет идей, как поступить дальше. — Я
поднялась и направилась к двери, а он, понаблюдав за мной, спросил:
— Есть что-то еще? Что-то, чего я не знаю?
— Да, — кивнула я. — Но для начала я бы
хотела поговорить с бабушкой. Завтра утром.
Я уже открыла дверь, когда он позвал меня:
— Ярослава… — Я обернулась, а он сказал:
— Спасибо.
Войдя в свою комнату, я зарылась лицом в подушку и заревела,
стискивая рот, боясь, что Прохоров услышит. Мне было нестерпимо жаль его и
вместе с тем было страшно. И я подумала: как было бы хорошо, не знай я ничего о
нем. Но тут же другое: как хорошо, что знаю. В общем, я окончательно
запуталась, и то вновь начинала реветь, то вытирала слезы и называла себя
дурой. Потом вдруг подумала: каково ему сейчас? О чем думает он? И как мы
встретимся завтра, и что я ему скажу…
* * *
Утром Прохоров готовил завтрак, когда я появилась в кухне.
Как всегда, элегантный и насмешливо вежливый. Но теперь я знала, что скрывается
за его маской, и на мгновение почувствовала себя неуютно. Он взглянул на меня и
покачал головой:
— Кажется, я взвалил на твои плечи непосильную ношу.
— Справлюсь, — буркнула я.
— Не спала всю ночь?
— Что, скверно выгляжу? — Я потерла лицо и
вздохнула.
— Глаза усталые, — пожал он плечами, — а так
ничего. Если тебе действует на нервы моя болтовня, могу заткнуться.
— Болтай на здоровье.
— Ты хотела поговорить с бабушкой. Это имеет отношение
к нашему делу?
— Не знаю. Слишком много всего произошло, и я совсем
запуталась. Твой закон семи срабатывает, и меня несет черт знает куда.
— Всегда есть шанс все изменить. У тебя он тоже есть.
— Серьезно? — скривилась я.
— Конечно. Забудь эту историю. Впрочем, не получится.
Ведь кто-то считает, что кинжал у тебя.
— Мухин?
— Вряд ли только он.
— У меня такое чувство, что, несмотря на твою недавнюю
откровенность, ты по-прежнему многое скрываешь.
Он посмотрел очень внимательно и кивнул, а я разозлилась:
— Не слишком ли много загадок для одного человека?
* * *
Бабуля, взглянув на нас, недовольно нахмурилась.
— Так я и знала. Ты крутишь роман с этим парнем, и тебя
уже разыскивает милиция. Я ведь говорила, что с таким одна дорога: на каторгу.
Прохоров ее заявление принял стоически, то есть просто стоял
и смотрел в пространство, как будто речь шла не о нем. А я попеняла бабке:
— Что ты болтаешь? Какая каторга?
— Тебя искали. Мне с утра звонил какой-то Валерий
Павлович.
— Валера? Это, должно быть, из-за квартиры. Бабуля, мне
надо с тобой поговорить. Серьезно.
— Значит, все-таки что-то случилось? —
насторожилась она. Потом вдруг вспомнила о гостеприимстве и вознамерилась
напоить нас чаем.
Оставив Прохорова в кухне, я увлекла бабулю в ее комнату,
предпочитая разговор без свидетелей.
— Чего ты от меня хочешь? — недовольно спросила
она.
— Расскажи мне про родственника в Канаде.
Лицо у бабушки вытянулось.
— Сейчас?
— Да.
— С какой стати? Я о нем ничего не знаю.
— Но он действительно существовал, или ты его выдумала?
Пряча от меня взгляд, она села на диван.
— Что за странные мысли? — произнесла тихо, и ее
голос сказал мне больше, чем слова.
— Ответь, пожалуйста, правду. Он действительно
существовал? И эти деньги…
Я почти пожалела о своем вопросе, так изменилось ее лицо.
Она была напугана, нет, хуже — буквально раздавлена.
— Славик…
— Просто скажи мне правду, — попросила я, Она
молчала, по-прежнему пряча взгляд. Может быть, надеялась, что говорить ничего
не придется, что я вдруг отступлю… Я ждала, и она наконец заговорила:
— Деньги стали приходить пять лет назад. Я понятия не
имела, откуда. Оттого и боялась. Боялась, что это кровавые деньги, плата за
смерть твоего отца. Но потом подумала, что убийцы не бывают столь
сентиментальны, им плевать… — Она судорожно вздохнула и посмотрела на меня.
— Ты так и не узнала? — Она покачала
головой. — Бабушка, — позвала я и вдруг решилась:
— Ты ведь не думаешь, что он жив?
— Нет, — торопливо ответила она и повторила
испуганно:
— Нет. Твой отец никогда бы так не поступил с нами.
Никогда. Прости нас… Твоя мать хотела как лучше. Я тоже хотела, но… Надо было
сказать правду. Ты ведь простишь свою глупую бабку?
Я обняла ее, и мы долго сидели рядом, слушая, как тикают
часы.
По молчаливому уговору, мы остались обедать у бабушки.
Заметно успокоившись, она сказала:
— Позвони в милицию. Не хватало только, чтобы тебя
объявили в розыск, — и одарила Прохорова таким взглядом, словно он был
виноват во всех предполагаемых бедах.
Я набрала номер телефона Валеры и услышала:
— Славик, хорошо, что позвонила. Не могу тебя отыскать.
— А что случилось?
— Давай ко мне, объясню на месте. Приезжай часикам к
трем, хорошо?
— Хорошо. Ты хоть скажи, в чем дело?
