— Нет. Не Матюша. Я слышал их разговоры, но меня-то,
конечно, занимали только кинжалы. Твой отец так интересно о них рассказывал. И
я.., я взял один из них домой. Твой отец разрешил мне, он видел, как горят мои
глаза и как дрожат руки, когда я к ним прикасаюсь. Только просил никому кинжал
не показывать и о находке молчать. Я принес его домой, не подозревая, что мой
отец решил нас навестить и устроил матери скандал: время позднее, а она понятия
не имеет, где сына носит. Естественно, мне тоже досталось. Кинжал был у меня в
куртке, и он его нашел. Последовал допрос. Я не хотел отвечать, где взял его.
Он обозвал меня вором. Это меня возмутило, и я сказал, что кинжал на время дал
мне твой отец. Он вроде бы успокоился и велел завтра же его вернуть. И утром я
отнес кинжал твоему отцу, но ничего не рассказал о том, что произошло. Я
боялся, он обвинит меня в том, что я не сдержал слово. Мальчишеская глупость,
которая стоила жизни твоему отцу, — усмехнулся Марк. — А на следующую
ночь они все исчезли, и твой отец и два его друга. Никаких следов. Зато на
антикварном рынке появилось большое количество церковных предметов. Но об этом
я узнал через много лет. В конце лета отец отправил меня в Англию.
— Ты хочешь сказать…
— Мой отец убил твоего отца. Не сам, конечно. А потом и
его пристрелили, чтобы замести следы. Вот такая история. Когда я вернулся в
Россию и кое-что узнал, все встало на свои места. Я понял, что был виновником
смерти твоего отца, но я не знал, кто его убил.
— И пытался найти убийц?
— Пытался, но безуспешно. Теперь события тех дней
восстановить нетрудно. Мой отец рассказал о находке Воропаеву, и тот явился
ночью с дружками… Кинжалы они оставили себе, «настоящие мужчины» любят оружие.
Один из этих типов проиграл свой кинжал в карты Мухину, а три других, возможно,
действительно остались у Воропаева. Один-то уж точно, его он и продал Мухину
после возвращения из тюрьмы. Долгие годы никто об этих кинжалах ничего даже не
слышал, и я уже отчаялся что-нибудь выяснить. Но тут к Матюше обратились люди
Мухина, и сам Мухин показал ему кинжал. Матюша не мог его не узнать. И сразу
сообщил мне. Но Мухин на роль убийцы не подходил, в тот год, когда погиб твой
отец, он был далеко отсюда. Матюша не желал соглашаться с моими доводами.
Старый пьяница совсем спятил и решил все рассказать тебе. Я отговаривал его от
этой затеи, но он… Назвав кинжал ключом, он имел в виду совсем не то, что ты
подумала: кинжал — ключ к разгадке убийства твоего отца. Он был уверен, ты
захочешь понять, в чем дело, и поиски приведут тебя туда, куда они тебя и
привели.
— Зачем ты посылал деньги? — нахмурилась я.
— Я лишил тебя отца, а твою бабушку сына. Все, что я
мог сделать…
— Еще один грех, который ты себе никогда не
простишь? — спросила я сурово.
— А ты? Ты можешь простить?
— Ребенка, который, защищая себя, сказал правду? —
покачала я головой и заревела. Не отца я в тот миг оплакивала, я плакала от
жалости к Прохорову.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Он сделал шаг, и я,
шагнув навстречу, обняла его.
* * *
Кузьмин, на чье имя была зарегистрирована машина, на которой
приехал в парк Воропаев, поначалу все отрицал. Мол, понятия ни о чем не имеет,
а машина вот она, во дворе. Но когда за него взялись всерьез, стал более
общительным.
Месяц назад у него появился старый приятель, только что
вернувшийся из заключения. Ему он несколько раз и одалживал машину. По его
словам, тот жил у какой-то девицы, девицу нашли, но к тому моменту Воропаев уже
покинул город. Задержали его только через полгода, в Москве, по чистой
случайности: он затеял драку в ресторане (от старых привычек, как известно,
труднее всего отказаться). Кинжалов при нем не обнаружили, и он наотрез
отказался говорить о них. В убийстве моего отца и двух его друзей так и не
признался.
Машину, в которой Разин устроил тайник, на таможне задержали
и нашли три кинжала и письмо Филарета, тот самый «Наказ». Я просила Валеру дать
мне возможность хоть одним глазком взглянуть на него, но он только руками разводил:
историческая реликвия.
В субботу утром, когда мы с Марком завтракали, ему позвонила
Ольга Львовна.
— Я нашла фотографии и письма. Приезжай.
— Буду через двадцать минут, — заверил он и
подмигнул мне. — Для того чтобы раскрыть загадку, нам вполне достаточно
фотографий.
— Один ты к ней не поедешь, — нахмурилась
я. — Нечего ей тебя глазами жрать, я ревнивая.
— Ладно, поедем вместе. Я, кстати, тоже ревнивый, имей
в виду.
Ольга Львовна смотрела на нас с большой печалью, должно
быть, сообразив, что с последней встречи многое в наших отношениях с Марком
изменилось, и отнюдь не в ту сторону, которая пришлась бы ей по душе. К двум
фотографиям письма был подколот лист бумаги с переводом текста на современный
русский язык, что оказалось весьма кстати. Вряд ли бы мы разобрались сами. Я
начала читать еще в машине и чуть не взвыла от разочарования. Никакой разгадки!
Или это другое письмо? Сколько же писем Филарет написал игумену?
— Разберемся, — усмехался Марк, видя мою досаду.
— Что тут разбираться? Вот отрывок, который приводит в
дневнике прапрадед: «Сказано, будешь ты оружием Господа, его щитом и мечом…»,
«Утвердись в вере, имей оружие не только духовное, но и телесное. И если Сатана
в облике человека, разве не обязан ты уничтожить его оружием людей…», «Дьявол
любит являть себя миру в ярких одеждах, поражая заблудшие души, он может
явиться спасителем и помазанником божьим…» Да я все это наизусть помню! Значит,
это то самое письмо Филарета…
Дома Марк устроился за столом с удобствами и стал читать
письмо. Прочитал несколько раз и головой покачал:
— Да, никакой мистики и ни слова про Козьи пещеры. И
вообще-то, это больше походит на переписку заговорщиков.
— Что? — нахмурилась я.
— Увлекшись болтовней Алмазова о пещерах, мы с самого
начала искали не там. Не было никаких ворот в ад, да и не могло быть. А вот зло
было, как же без него. И его материальным воплощением стал один человек.
— Человек?
— Конечно. Сосредоточие всех пороков, который наводил
ужас одним своим именем. Вспомни, что это было за время. Опричнина, кровавая
резня, осквернение всего, что для многих свято. И сам государь в
Александровской слободе, точно в насмешку, рядится в одежды монаха.
— Они задумали его убить?
— Обрушить божий гнев на исчадье ада. Ты же читала
письмо. «Стать стеной нерушимой на пути Антихриста».
