К удивлению Эммы, крепкие парни немедленно явились, в основном это были садовники. Служанки и лакеи столпились в кухне. Среди них были Генрих и Эликсабет. К тому времени, когда Эмма остановила кровь, кухня была столь же полна, как тогда, когда Эмма появилась тут первый раз. Она изумленно переглянулась с Бримли.
— Если кому из вас что понадобится, спросите любого морикадийца, — искренне сказала кухарка, ее голос охрип от волнения. — Мы все сделаем, мистер Бримли, и вы, мисс Эмма. Для нас дело чести услужить вам обоим, ведь вы спасли нашего героя.
Служанки присели в реверансе, а мужчины поклонились дворецкому и Эмме. Она заморгала, отгоняя подступившие слезы.
Наконец-то Эмма была дома.
Глава 36
Хотя Бримли стоически возражал, его отнесли в комнату и уложили в постель. Эмма пришила ему палец, снова перевязала, дала снотворный отвар трав и велела Генриху проследить, чтобы рядом постоянно кто-то находился.
— Обязательно, — заверил тот, и второй раз Эмма услышала фразу: — Теперь он один из нас.
— Хорошо.
Пришлось пожертвовать пальцем, но мистер Бримли достиг того, чего добивался, — положения главы слуг дома Фанчеров.
А Эмма… она больше не была женщиной, продавшейся принцу. Она заслужила уважение морикадийцев.
Эмма пошла вниз удостовериться, что Жан-Пьер де Гиньяр ушел, иначе она сама его выставит. Но оказавшись в главном холле, она услышала мужские голоса в библиотеке, словно Жан-Пьер разговаривал с…
Нет, это невозможно! Майкл спит во вдовьем доме, измученный и ослабевший после лихорадки, а не болтает с де Гиньяром.
Беззвучно ступая, Эмма подкралась к двери и заглянула внутрь.
Жан-Пьер сидел в кресле напротив франтовато одетого и смеющегося Майкла Дьюранта, устроившегося на длинной кушетке.
Вы хотите снова посмотреть? — Майкл спустил рубашку с одного плеча, потом с другого. — Видите? Никаких ран.
Жан-Пьер покачал головой, будто не мог в это поверить.
И Эмма — тоже. Она много раз видела Майкла за последние шесть дней, и у него была очень заметная красная отметина между шеей и плечом. Куда она делась?
— Может, еще что-нибудь хотите осмотреть? — едко улыбнулся Жан-Пьеру Майкл, давая понять, что в высшей степени оскорблен. И скорее всего в этом была доля истины. — Мои ребра или бедро? О, я знаю! Позвольте мне спустить штаны и показать вам ягодицы.
— Нет. В этом нет необходимости. — Жан-Пьер встал. — Я вас оставлю. Приятного вечера.
— Рассчитываю именно на это.
Отнюдь не столь уверенно, как вошел в дом, Жан-Пьер приблизился к Эмме. Он поклонился, начал говорить, затем поклонился снова. И не двигался.
— Да? — холодно сказала она.
— Нет, ничего, мисс Чегуидден, — ответил он. — А теперь извините, мне нужно во дворец стрелять в ребенка.
Лакей, на этот раз не Генрих, открыл дверь. Жан-Пьер сел на лошадь и уехал.
Эмма была весьма озадачена. Не вызвано ли сквозившее в его белесых глазах безумие чем-то иным, нежели алкоголем.
Слабый оклик заставил ее забыть о Жан-Пьере де Гиньяре.
— Эмма! — тихо позвал Майкл.
Она поспешила к нему.
— Как вы это сделали? Где ваша рана? — сердито спросила она. — Как вы смогли встать с постели, ведь вы еще очень слабы?
Майкл улыбнулся ей.
— Рубио — гений в том, что касается воска, глины, пудры и красок. Он превратил мое лицо в череп и заставил пулевую рану исчезнуть. Одеться я могу, но, похоже, более ничего. — Румянец сбежал с его лица, он осел и распростерся на кушетке.
— Черт бы вас побрал, Майкл! — Эмма забыла приличные выражения. Забыла, что поклялась держать его на расстоянии, и назвала по имени. Рядом с Майклом Дьюрантом она не помнила о благовоспитанности и добропорядочности… но отлично помнила, как сердита на него. Трудно простить человека, зная, что он использовал ее как куртизанку.
И все-таки она потрогала ему лоб и с радостью обнаружила, что он не горячий, лихорадки нет.
— Он в порядке? — В дверях стоял Рубио.
— Пока да, — раздраженно ответила Эмма. — Почему вы позволили ему подняться?
— Он услышал, что Жан-Пьер рыщет по дому, решил встать и развеять его подозрения. Вы думаете, мисс, я могу остановить мистера Дьюранта, когда он надумал что-либо сделать?
Рубио вызвал тех же молодцов, которые относили в постель Бримли. Теперь они отнесли Майкла во вдовий дом. Когда они уложили его, он дрожал от изнеможения. Пока Рубио снимал воск с его раны, и Эмма вновь перевязывала ее, у Дьюранта рот кривился от боли. Эмма дала ему отвар ивовой коры и ожидала, что он сразу уснет.
Но когда Эмма собралась уходить, Майкл поймал ее руку.
— Вы сердитесь на меня — я скрыл от вас, что был Мстителем. Вы должны простить мой обман. Я не мог сказать вам правду.
Эмма, несмотря на то, что Майкл был ранен, не собиралась вести себя так, словно он ни в чем не виноват.
— Вы не могли сказать мне, что вы Мститель. Это я понимаю. Но после той ночи, когда я спрятала вас в своей кровати, не нужно было приходить больше. Не следовало затевать романтическую историю.
— Я не думал, что дело зайдет так далеко. — Дьюрант пытался изобразить мальчишеское озорство, но это ему плохо удалось.
— Вы грубиян! Удивляюсь собственной глупости, по которой я кинулась вам на шею.
— Переживаете из-за той забавы во дворце?
— Наглец. — Эмма отдернула руку. Дьюрант думает, она только об этом переживает? Он действительно такой бесчувственный?
— Возможно, мне нравилось морочить вас, и я немного переусердствовал, — признался он.
Она ринулась к двери.
— Нет, Эмма! — Майкл изо всех сил пытался подняться и последовать за ней. — Послушайте…
Она услышала, как что-то упало на пол, плеск воды, звон стекла. Повернувшись, Эмма увидела, что Дьюрант потерял сознание.
Таким он ей нравился больше.
Подбежал Рубио и с недовольной гримасой сказал:
— Теперь выздоровление задержится на неделю.
— Скорее всего.
— Кто-то должен заменить его.
— Да. — Эмма сердилась на Майкла, она не могла не признать, что Мститель подвергал себя опасности ради жителей этой страны. Эмма чувствовала ответственность перед Эликсабет, Генрихом, Тиа, кухаркой и другими. — Приготовьте костюм, Рубио. Сегодня ночью Мстителем буду я.
Глава 37
Костюм был велик. И седло слишком большое. И лошадь. Все уверения Рубио, что Старый Нельсон спокойный мерин, главным достоинством которого было то, что он безупречно слушался седока, не помогали. Эмме впервые в жизни предстояло ехать верхом. Двигаясь шагом, она покинула пещеру под вдовьим домом, служившую одновременно и конюшней, и винным погребом, и оказалась на лесной тропе.
