Элисон все еще отказывалась встретиться с ним взглядом.
– Заблуждаться? Вы не хотели, чтобы я заблуждалась?
Сэр Уолтер говорил настолько громко, что все вокруг могли его слышать, он даже имел дерзость положить ей по-отечески руку на плечо.
– Я понимаю, миледи, что неприятно сознавать себя одураченной…
Наконец-то она выговорила слова, вертевшиеся у нее на языке:
– Да вы понимаете, что наделали? – Элисон владела своим лицом и старалась не повышать голос, но он все-таки прозвучал как удар кнута.
– Мои люди считали себя в безопасности под охраной сэра Дэвида Рэдклиффа. Теперь они снова будут жить в страхе, потому что мой враг услышит о поражении Дэвида и воспользуется этим.
Сэр Уолтер уронил руку с ее плеча.
– Если вы хотите оставаться в Джордж Кроссе, сэр Уолтер, не показывайтесь мне на глаза. Я исполню свой долг. Я всегда исполняю свой долг. – Она посмотрела на этого безмозглого рыцаря с отвисшей челюстью и выпученными глазами. – И запомните на будущее, что я знаю, в чем этот долг состоит.
Она повернулась к нему спиной и вместе с Мэйбл стала бранить Дэвида за то, что он пытался встать, когда ему это было явно не по силам. К тому времени, как они подняли его и положили на доску, сэр Уолтер исчез.
Дэвид мог бы дойти до башни на своих ногах, но один только взгляд на Элисон убедил его, что лучше ему этого не делать. Она выкинет его вон, как только он сможет двигаться. Унижение жгло огнем его внутренности.
Он потерпел поражение. Снова. Последний раз это выглядело достаточно скверно. Это произошло в присутствии короля и всего двора, когда одолевший его чванливый осел вынудил его позорно сдаться.
Но сейчас! Его сразил какой-то сопливый юнец, даже пока и не рыцарь, который еще не родился, когда Дэвид уже воевал. Все в замке были свидетелями его бесславного поражения. От стыда ему хотелось ужаться, скрыться и никогда больше не видеть этих людей.
Если бы он мог, он бы взял Луи и ушел, ушел без оглядки. Но он не мог. Его люди, его дочь жили на заработанные им деньги, они от него зависели.
И за этот последний месяц он пришел к выводу, что Элисон тоже зависела от него. Не только в смысле защиты, хотя его репутация – или, вернее, его бывшая репутация сослужила ей хорошую службу, но и потому, что она была самая одинокая женщина, какую он когда-либо встречал, и сама даже об этом не догадывалась. Она была настолько занята, что так никогда и не научилась смеяться, развлекаться, любить. Ее жизнь определялась обязанностями, налагаемыми на нее временами года, и он опасался, что однажды она очнется и поймет, что молодость прошла, что ей больше ничего не осталось. Он не мог сказать, почему он чувствовал, что именно ему суждено изменить ее жизнь. Может быть, его старая бабушка могла бы ему это объяснить. Единственное, что он знал, это то, что он добивался Элисон ради ее земель, ее богатства и… ради ее редкой улыбки.
Он позволил отнести себя в комнату и свалить без особой осторожности на постель. От такого обращения он не сдержал стона и с удовольствием выслушал выговор, который сделала Элисон несшим его людям. Он ни на минуту не забывал, что опасность еще не миновала. Ему было необходимо все обдумать, и притом незамедлительно. Ему некогда было скорбеть об утрате своей репутации, которую он презирал, будучи на вершине славы, и горько оплакивал, когда ее лишился, ему следовало позаботиться о том, как сохранить свое привилегированное положение.
Пока его раздевали, он закрыл глаза, ожидая, что Элисон выразит ему сочувствие при виде его кровоподтеков.
Она ничего не выразила. Она не сказала ни слова.
Пивоварщица потребовала, чтобы мужчины подвинули к постели стол, где она разложила свои снадобья и повязки и поставила кувшин с водой.
Она проворно его обмыла, прекрасно понимая, что повреждения его не были такими уж серьезными. Но боль при дыхании говорила о том, что ребро у него сломано, и она туго затянула ему грудь льняными повязками.
Потом она набросила на него легкое шерстяное одеяло и ушла, оставив его одного, во всяком случае, так ему показалось.
Открыв глаза, он подскочил от неожиданности. Элисон стояла у постели, глядя на него. Она стояла очень близко и очень тихо. Слишком тихо.
Инстинкт подсказывал ему быть настороже, а он всегда доверял своему инстинкту. Тихим мягким голосом он сказал:
– Миледи.
Элисон не ответила. Она только пристально смотрела на него, и это показалось ему странным. Не знай он, что к чему, он бы подумал, что она не осознает последствий его поражения. Но они ей были известны, он слышал ее упреки сэру Уолтеру. Почему же она смотрит на него с таким напряженным вниманием, словно мясник, выбирающий на убой ягненка?
Довольно странно было чувствовать себя ягненком.
– Миледи, я никогда вам не лгал. Когда вы пришли в харчевню нанимать меня, я признался вам, что уже не самый знаменитый воин в Англии.
Элисон по-прежнему молчала. Она только положила ему руку на бедро и ущипнула, словно пробуя на упитанность.
– Ваш Хью просто великолепен, – сказал он немного громче. – Вряд ли здесь кто понимает, насколько он хорош.
Его руки лежали поверх одеяла, и она пристально смотрела на них.
У него задергались пальцы.
– Но это не оправдание. Некоторые приемы я утратил навсегда. У меня уже нет проворства молодости. Но если я стану упражняться, меня снова будут бояться.
Тепло ее ладони действовало на его кожу. Ее пристальный взгляд действовал на его сознание. Будь на ее месте другая женщина, он бы мог подумать, что она прикидывает, каков он в постели. Но только не Элисон. Она уже не раз доказала, что мыслит логически. Однако – и тут его собственная логика отказывала ему – он не мог понять, почему она смотрит на его тело, когда оно оказалось непригодным для ее целей.
– Позвольте мне остаться. Я могу многому научить Хью, и никто лучше его не поможет мне вернуть прежнюю форму.
Она не ответила, и он шевельнул ногой.
– Леди Элисон?
Элисон отняла руку и уставилась на ладонь, как будто это была чья-то чужая рука.
– Могу я остаться и доказать, что я достоин вашего доверия?
Она посмотрела на него и облизнула губы. Он видел, как они складывались, чтобы произнести: «Нет». Сейчас она скажет «нет».
Но она сказала «да» и выглядела при этом такой же удивленной, как и он.
– Да, – твердо повторила Элисон. – Вы можете остаться. Если вы будете каждый день упражняться с Хью. Но только до базарного дня в праздник урожая. До него остается меньше месяца, и если к этому времени вы не преуспеете, вам придется уйти, и я… – Губы ее задрожали, но она закончила твердо. – Мне придется взять оборону Джордж Кросса на себя. Мне, вероятно, следовало с этого и начать. Было бы больше толку.
