Николас пришел в себя и бросился в атаку.
— Кто командует войсками, которые бесстыдно осадили меня? Это не твой отец. Я так и не услышал его воплей и не видел его сквозь амбразуры.
— Если бы ты прекратил трусливо прятаться и вышел бы на свет, то увидел бы моего отца. И Реймонда тоже.
— Реймонд! — величал Николас, и лицо его покрылось пятнами. — Реймонд! Предатель. Он готов был прикончить тебя за кусок твоей земли, но стоило измениться ситуации, как он надулся, точно дохлая рыба.
— Реймонд никогда бы не убил меня, — произнес Уильям с присущей ему уверенностью. — Реймонд — мой друг.
— А Чарльз? — В голосе Николаса проскользнула нотка зловещего веселья. — Разве ты не видел Чарльза в моем крепостном дворе? Ведь Чарльз — твой друг?
— Его там не было. — Уильям задумался над этим. — Что-то с ним случилось.
— Он валяется под кустами утесника, истекает кровью и умирает, — жестко произнес Николас. — Я знаю всех. Я знаю все. Я знаю, что ты послал его к отцу, чтобы тот пришел к тебе на выручку. И я подстроил Чарльзу небольшое происшествие.
Уильям без боевого клича прыгнул на Николаса. Обойдя его боевую стойку, он разрезал ему щеку и перепрыгнул через Николаса, как через прыгалки. Взбежав вверх по лестнице, чтобы оказаться вне досягаемости Николаса, Уильям дал ему совет:
— Держи меч немного выше. Неужели мой отец тебя ничему, не научил?
Сжав губы от боли, Николас прохрипел:
— Он научил меня не попадаться дважды на одну и ту же удочку.
— Не знаю, удастся ли тебе это. У тебя в руках меч, предназначенный для мужчины, а мускулов для того, чтобы сражаться им, нет.
Следя за тем, как боль исказила лицо врага, Уильям произнес:
— Неужели ты впервые увидел кровь, милый мальчик?
Налившиеся яростью глаза Николаса приобрели тот же цвет, что и красная струйка, стекающая с его подбородка:
— На моем лице — да, ублюдок.
Николас бросился за Уильямом вверх по лестнице, в бешенстве сжав меч что есть силы, и Уильям нарочито медленно отступил назад:
— Забудь о своем лице, — тихо сказал он. — Оно тебе больше не понадобится.
Бросок вперед замедлился, и Уильям хохотнул:
— Значит, ты не нашел того, что искал в своей темнице?
— Как ты узнал, что я спускался в темницу? — спросил Николас.
— А куда же еще бросится искать свободу бесхребетный червь?
— Зря я доверился этой суке, которую ты называешь своей женой.
Он отступил. Из-за неловкого движения под тяжестью кольчуги Николас покачнулся назад и замахал руками, чтобы удержать равновесие, после чего выпрямился.
Уильям ждал, иронично следя за ним.
— Доверился ей?
— Когда она попросила не сажать тебя вместе с ней, потому что знала, что ты найдешь выход.
Камень откололся от края лестницы под его ногой и полетел вниз.
— Что я найду выход? — недоверчиво произнес Уильям. — Ты ошибаешься, милый мальчик. Это Сора нашла выход из твоей безнадежной тюрьмы, а не я. Мне только оставалось сдвинуть этот чертов булыжник, да и это удалось проделать лишь с ее помощью.
— Да уж, зато бросили там Бронни, как использованную тряпку.
— Он ранен, — вспыхнул Уильям. — Его ранил ты.
— Но мне казалось, что любой человек с обостренным чувством чести найдет способ спасти мальчишку от неминуемой смерти. Перевязали-то вы его на славу. Мне как-то неловко было доставать нож и перерезать ему…
На этот раз Николас оказался подготовленным к выпаду. Он парировал его и направил свой клинок в сердце Уильяма, но Уильям ушел от атаки. Сознание того, что он поразил-таки плоть, доставило Николасу удовлетворение, ибо острие достигло цели, однако он был взбешен, что Уильям сражается, как привидение.
Уильям стер каплю крови с груди.
— Сора будет очень расстроена из-за тебя, Николас. Мальчик ей понравился.
— Она расстроится еще больше, когда я тебя прикончу.
— Я жду — без щита, без доспехов и без шлема.
Уильям широко развел руки, занимая пространство вокруг себя.
— Ты говоришь, что у тебя есть преимущество, но не нападаешь.
— Я побеждал тебя во всех битвах, в которых мы сразились с тобой.
— Болтай, болтай.
— Побеждал!
— Только потому, что я не знал о твоем участии в этих битвах.
Уильям схватил короткий клинок, и поднятое острие его тускло и угрожающе сверкнуло.
— Такие битвы я всегда буду выигрывать, — торжествующе-насмешливо улыбнулся Николас.
— Нет. Ты забыл первое правило боя.
— Это что еще такое?
Осторожно подкрадываясь, Николас приблизился к Уильяму, и глаза того сверкнули от радости. Он улыбался, как самоуверенный мальчишка, приглашая своего врага подойти ближе, но пятка его вдруг сорвалась со ступени. Руки яростно замелькали в воздухе, он затанцевал, пытаясь удержаться на месте, и с победоносным воплем Николас бросился на него. Меч Уильяма сверкнул с быстротою молнии и вонзился между подбородком и шеей Николаса. Уильям выдернул клинок, и кровь хлынула потоком. Николас на какую-то долю секунды покачался на месте и тут же рухнул, покатившись вниз по лестнице со все возрастающей скоростью на холодный каменный пол. Уильям теперь уже вполне серьезно сбежал за ним вниз и посмотрел ему в глаза, которые уже были подернуты настоящей смертельной пленкой.
— Первое правило боя, Николас. Теперь вспомнил? Сражения ведутся для того, чтобы их выигрывать.
Все еще смотря на безжизненное тело, Уильям вытер меч и заткнул его за пояс.
Повернувшись, Уильям широким шагом направился к открытому люку темницы и всмотрелся вниз. Ничего не было видно, не доносилось никаких звуков жизни, и Уильям вздохнул. Вытащив факел из укрепления на стене, Уильям помахал им в пространстве отверстия. Далеко на земле он различил абрис тела Бронни, темным пятном выделявшегося на белом известняке. Человек лежал неподвижно, как мертвый; Уильям знал, что он мертв, но он не представлял, как пойдет к Соре и скажет ей, что не попытался поднять тело. Он прокричал:
— Бронни! Ты нужен леди Соре!
Ничего. Тихо, как в склепе.
— Бронни! Пожар уничтожает замок. Нам нужна по мощь.
Ничего.
— Бронни! Леди Сора хочет, чтобы ты перешел к нам жить и стал ее слугой.
Воскреснув, словно рыцарь, которому поднесли чашу святого Грааля, Бронни сел и выпрямился.
— Миледи хочет, чтобы я… прислуживал ей?
Пораженный Уильям выронил факел, и он осветил то место, где сидел Бронни. Бронни потер плечо, и вид у него стал растерянным от радости, однако одного падения для того, чтобы разбиться, ему явно было мало.
