Он не даст покоя своим натренированным чувствам, но она пусть отдыхает целую ночь. Отдыхает и отходит от пережитого, завтрашний день в Беркском замке будет для нее нелегким.
— Где мы? — спросила Сора.
— Нигде, — с удовлетворением ответил он. — Я не осмелился остановиться в какой-нибудь крепости. Слишком уж долго пришлось бы все объяснять, и случившееся научило меня некоторой осторожности, о какой раньше я никогда и не думал. Ну давай, — распорядился он, подойдя к ее лошади и коснувшись ее ноги. Сора без разговоров перебросила ногу и съехала вниз, в его объятия. На какое-то мгновение он прижал ее к себе, нечто почти не осязаемое у его мощной груди.
— Уильям? — сказала она. — У меня ноги висят в воздухе.
— Да, — прошептал он. — И ты такая красивая. — Он подержал ее в воздухе еще мгновение и поставил на землю, легонько шлепнув по бедрам. — Прекрати искушать меня.
Удивленная резкой переменой в его настроении, она отошла в сторону, потирая ушибленное место.
— Я вовсе не искушаю тебя! Как я еще искушаю тебя? — с негодованием спросила она.
— Ты восседаешь на лошади и едешь на ней с таким достоинством, с такой грацией, и все это время я знаю, что под маской леди скрывается распутница. Но не просто распутница. Ты моя распутница. Снисходительная со всеми остальными и желающая моего прикосновения, чтобы вспыхнуть.
Сора состроила на лице недоверчивую мину.
— Могу ли я, не подвергая себя опасности, пройти к воде?
— Да, земля здесь ровная, а вода там. — Он легонько подтолкнул ее в нужном направлении и наблюдал, как она, прихрамывая, бредет к воде под крошечным водопадом. — И не отрицай, что ты искушаешь меня!
— Вовсе и не отрицаю, — сказала Сора. Высоко подняв свою юбку, она привязала ее у талии. Уильям только охнул от такого яркого представления, а она вошла в доходившую до щиколоток воду и со вздохом восхище ния опустилась вниз. — Искушать тебя — это мое главное устремление.
— У тебя это хорошо получается, — пробормотал Уильям, поворачиваясь к лошадям.
Он вычистил лошадей, напоил их, стреножил и пустил пастись. Уильям покопался в седельных сумках, достал одеяло и расстелил его на мягкой траве. Потом он лег на спину и смотрел, как по небу плывут пушистые облака и меняют свои очертания, образуя то нечто, напоминающее женское колено, то бедра, то ягодицы. Когда Сора наконец окликнула его, он пожалел, что он такой добропорядочный. Был бы он таким окаянным, как Артур, он бы расслабился вместе с ней, нисколько не задумываясь о ее страданиях.
Но он не мог позволить себе этого. Уильям поднялся поймал ее за руку и помог выйти из воды, нисколько не обращая внимания на тело, с которого стекала вода. Он устроил Сору на одеялах, велел оставаться на них, а сам пошел вверх по течению, соорудил удочку и забросил в воду крючок. Когда Уильям вернулся, он нес на прутике выловленную форель, а Сора еще дремала под лучами клонившегося к закату солнца, и разуму опять пришлось успокаивать его плоть.
Сора проснулась, когда он разводил костер. Она резко села и окликнула его:
— Уильям?
— Я здесь. — Он подбросил веток в огонь и увидел, как она успокоилась. — Ты проголодалась?
— Да, — просто ответила она. — Твоя охота была удачной?
— Рыбалка. Да, удачной. Сегодня мы хорошо поедим. Ты ведь самостоятельная женщина, правда?
Она удивленно подняла бровь, не понимая этого неизвестно зачем заданного вопроса.
— Да, я самостоятельная женщина.
— И ты с гордостью выполняешь обязанности женщины?
— Вряд ли этот вопрос имеет какое-то отношение к тому, чем мы занимаемся по ночам. — Она закусила губу. — Но, тем не менее, да. Я выполняю обязанности женщины.
— Отлично! Тогда ты сможешь почистить рыбу. — Он уселся на корточки и залился смехом при виде исказившей классические черты ее лица гримасы привередливого отвращения.
— Скажу тебе то, что всегда говорила своим братьям. Ты поймал рыбу — тебе ее и чистить, — быстро ответила она.
Солнце приветствовало бегущие по небу облака, ярко окрасив их золотистым, оранжевым и розовым цветом. Оно осветило верхушки деревьев и пробудило птиц, но Уильяма и не нужно было будить. Словно ребенок накануне Рождества, он проснулся рано, предвкушая радость от возвращения солнца и возвращения зрения. Неужели он так и не перестанет удивляться появлению первых утренних лучей, подумалось ему. Он прижал Сору к себе, поплотнее укутал одеялом ей плечи, прикрывая их от утренней прохлады. Сосновые ветки, накрытые одеялом, служили им ароматным и упругим матрасом.
Он не позволил ей снять перед сном одежду, не разрешил хоть как-нибудь касаться себя, и Сора плакала, пока он не сумел разъяснить ей, что этот отказ только временный.
— Сора, впереди у нас еще столько дней и ночей.
Но она плакала все сильнее, цеплялась за него, голова ее тряслась. Он гладил ее по спине, успокаивая, пока она не заснула, и сам вслед за ней погрузился в чуткий сон воина. Одно его ухо внимательно вслушивалось в возможные звуки погони, однако, как он и ожидал, ничто не потревожило их.
Теперь он трепетал от ожиданий, как ребенок накануне празднования Двенадцатой ночи. По милости Божьей, сегодня он насладит свой взор созерцанием мира, своего мира. Он увидит Беркский замок во всем его летнем великолепии, увидит лицо сына, сначала удивленное, потом охваченное радостью, увидит, как глубоко потрясенный отец прольет мужские слезы. Он покажет им Сору, расскажет о намерении жениться на ней. Он сжал ее руку, ласкающую его во сне.
— Проснулась, малышка?
— Мм. — Она потерлась головой о его грудь, и выби вшиеся пряди ее распущенных волос запутались у него в бороде. Пока он выпутывал их, другая ее рука оказалась у него на бедре.
Он сгреб в ладонь ее блуждающие пальцы, оторвал от себя и вытащил из-под одеяла.
— Ты действительно из тех женщин, которые так беспокоят Бронни.
Она засмеялась, смех ее звучал, как музыка, на фоне шелеста листьев и журчания ручья.
— А ты слишком уж решителен.
— Я полон решимости добраться до дома сегодня.
Отбросив одеяло, он встал и поторопил ее. — Поднимайся. — Взяв Сору за запястья, он поднял ее и поставил на траву у одеяла.
Она оступилась и покачнулась, и Уильям поддержал ее, пока она не обрела устойчивость.
— Умойся и соберись, — распорядился он. — Мы выезжаем в Беркский замок сейчас же.
Веселье несколько померкло на ее лице.
— Да, Уильям, — сказала она и принялась делать, как он просил.
Сора умылась, расчесала волосы пальцами и заплела их в косу. Уильям посмотрел на нее, когда сворачивал первое одеяло. Подивившись ее печальному виду, он отбросил в сторону ветки и поднял за углы второе одеяло.
