— Я лишь мужчина, причем мужчина, который едва ли поверит, что Сора борется с демонами в глубине своей души. Я не знаю более спокойной женщины.
— За исключением тех случаев, когда она выводит вас из себя, — предположил Ролло.
— Есть такое, — согласился Уильям. — Она упряма, идет напролом.
— Решительная, разумная, — продолжил Джон.
— Любит покомандовать.
Клэр вложил в эти слова столько обиды, что все рассмеялись.
Дадли сложил руки на коленях и быстро произнес:
— В этой связи возникает один вопрос, который я в силу возложенных на меня обязательств должен обсудить с вами.
Ролло словно на пружине сорвался со своего места, да так, что пыль поднялась столбом.
— Пора идти!
Джон согласно поднялся.
— Засиделись. Мы получили большое удовольствие от разговора с вами, милорд.
Уильям в удивлении смотрел, как двое братьев понеслись к выходу.
— Трусы, вернитесь и сядьте, — позвал их Дадли.
Мужчины застыли в проеме ворот, скованные его требовательным голосом, но без желания возвращаться назад.
— Вы же понимаете, что об этом сказать надо. Вам будет стыдно, если вы не решитесь сейчас вмешаться в отношения между мужем и женой. Лорд Уильям простит нам наше вмешательство и отнесет его на счет заботы, которую пристало проявить братьям.
Всем видом демонстрируя свое нежелание, братья потащились обратно. Джон уселся на краешек скамьи, а Ролло стал позади него, переминаясь с ноги на ногу. Клэр уставился на братьев, удивляясь их скованности, а Блэйз засунул себе в рот целую пригоршню грязи и с явным удовольствием стал ее жевать.
— Нехорошо, парень. Встань-ка.
Блэйз встал, и Уильям оглядел его с ног до головы.
— Тебе сколько лет?
— Мне четыре года, сэр, — тут же ответил мальчонка.
— Зачем же ты ешь грязь?
— Потому что вкусно.
Уильям не рассмеялся. Сдержанный тон разговора доставлял ему удовольствие.
— Каждый юноша, достаточно взрослый для того, чтобы учиться верховой езде, считается уже слишком взрослым для того, чтобы есть грязь.
— Верховой езде?
Блэйз загорелся, а затем подозрительно спросил:
— А кто меня будет учить?
— Я, — наклонился Уильям, чтобы его взгляд встретился со взглядом малыша, — и я никогда не нарушаю своих обещаний.
Блэйз задумался над его словами.
— Как вам угодно, сэр, я больше не стану есть грязь. И я тоже никогда не нарушаю своих обещаний.
Он вытер свой рот с черной окаемкой и уселся у ног Уильяма, скрестив руки.
Уильям отбросил черную челку со лба мальчика.
— У него слишком отросли волосы.
— При появлении ножниц в него вселяется дьявол, — посетовал Джон.
— Ну, я возьму это на себя.
Уильям бросил пучок соломы на голову Блэйза, тот схватил солому и бросил назад.
— Ну так что же тревожит тебя, Дадли?
Юный монах вновь сцепил руки, крепко сплетя свои пальцы, и откашлялся:
— Мать-церковь дает нам большие познания о женщинах. Они — потомки Евы, все — искусительницы и за грехи свои раболепствуют они перед отцами, а впоследствии — перед мужьями своими. Они распутны и легкомысленны, и мужу вменяется в обязанность, держать свою жену в повиновении. Жена, не находящаяся в повиновении у мужа, имеет власть над домом в ущерб всем остальным. Нельзя бить женщин слишком рьяно, тем более палкой, превышающей толщину большого пальца мужчины.
Дадли в качестве иллюстрации поднял свой большой палец и уставился на него.
— Временами с нашей сестрой Сорой бывает тяжело. Как мы уже говорили, она решительна и идет напролом. Ее честность чрезмерна, и, что хуже всего, она — умна.
— Я заметил это, — произнес Уильям с подчеркну тым сарказмом.
— Тем не менее, она сестра наша, и мы любим ее. Когда наш отец желал бить ее, она не могла уклоняться или убегать, поэтому побои всегда оказывались сильными. Нам кажется, что только трус бьет того, кто не видит.
— Он хочет сказать, — нетерпеливо прервал Ролло, — что если вы будете бить Сору, то ответите перед нами.
Уильям прекратил обсыпать голову Блэйза соломой и внимательно посмотрел на братьев.
— Поскольку у Соры нет отца, который мог бы дать мне совет, вы, как братья, решили принять эту обязанность на себя?
— Да, сэр, — пристально посмотрел на него Джон, озабоченно сморщив лоб. — То есть, нет, сэр. Не совет, а разъяснение, что в отсутствии отцовского покровительства за Сору постоят ее братья.
— Вы — добрые люди, — сказал Уильям, и братья несколько успокоились. — Позвольте заверить вас. Я редко бью даже своих слуг. Их нерадивость должна быть постоянной, чтобы заслужить подобное внимание, но даже тогда побои не есть лекарство от злобного нрава.
Он припомнил Хоису, которая по-прежнему доставляла неприятности на кухне, и вздохнул.
— К физическому воздействию прибегает только слабый человек. Важно добиться от слуг, чтобы они уважали вас за поступки ваши, а не за ваше положение. И я никогда не бил своих женщин, как бы они того ни заслуживали.
Юноши заулыбались и, встав, зашаркали ногами.
— Имеем ли мы какую-нибудь возможность оказать услуги в подготовке к брачной церемонии, милорд? Подготовить игры или конюшни? — живо поинтересовался Ролло. — Если мы останемся в центральной башне, то Сора заставит нас выполнять женскую работу.
— Благодарю вас. Через пару дней я смогу занять вас подготовкой к охоте на вепря, а накануне свадьбы — подготовкой к турниру. Ваши заботы за пределами помещений освободят меня для того, чтобы присматривать за Сорой в центральной башне. Когда мужчина стареет, как я, то он предпочитает оставаться дома и помогать в работе женщине, а не покрывать навозом землю за стенами замка.
— О нет! — запротестовал Джон. — Скорее, вы хотите присмотреть за гостями.
— Да, — вздохнул Уильям. — Не буду лгать, слухи о смерти Юстаса взволновали меня. Что же теперь станется с моей доброй Англией?
— Мне представляется, что дела пойдут либо лучше, либо хуже.
С пьяной широтой Чарльз взмахнул рукой с кубком и в невинном удивлении уставился на расплывающееся по его одежде пятно от эля.
За окном стоящее высоко в небе яркое летнее солнце согревало слуг, заканчивающих приготовления к меле. А в большом зале мужчины бранились, и лорд Питер имел вид угрюмый и грозный.
— Если слухи верны и у Стефана больше нет готового наследника, то кто же, черт побери, станет править Англией после его кончины? Эти последние черные годы смуты покажутся лишь легким недоразумением по сравнению с ужасом бесцарствия в Англии.
