– Не знаю. Кажется…
Она запнулась, только сейчас сообразив, как безжалостно было уничтожено все, что она считала дорогим для себя: безделушки, напоминавшие о жизни при дворе, подарки леди Элизабет, хранимые с детства вещички и сувениры – все сметено словно ураганом. И если раньше она тревожилась лишь за Лайонела, то теперь задумалась, в чем же была истинная причина нападения.
– Твой сын невредим?
– Да, – пробормотала Мэриан, вытирая глаза рукавом.
– И остальное не важно, не так ли? В этом ты походишь на мать. Твое дитя – все, ради чего ты живешь.
– Это верно, – глубоко вздохнула Мэриан.
Уэнтхейвен наклонился над Хани, втирая мыло в ее загривок.
– И что же? Ты пришла за деньгами на новые платья? Твоя одежда пропала? Впрочем, не важно. На этот раз у тебя будет новая.
– Но я не за этим явилась! Я хочу спросить, почему ты велел кому-то…
– Не мог ли этот кто-то пытаться найти что-то важное?
Мэриан поспешно отвела глаза.
– Но что им нужно?
– В этом весь вопрос. Если твой дом просто обыскать, ты ничего бы и не заметила, но к чему ломать вещи и рвать одежду? Будь немного логичнее, Мэриан. Это не мой стиль.
Девушка, чуть поколебавшись, все же была вынуждена согласиться.
– И что я мог бы украсть у тебя? Все, чем ты владеешь, принадлежит мне.
– Не все.
– Ах да, золото, посланное королевой. Но ты стараешься припрятать все, что можно, не так ли? Интересно бы узнать почему.
Еле заметная улыбка графа помогала Мэриан не выказать чрезмерной тревоги, и она не кривя душой откровенно ответила:
– Лайонел должен иметь все, а для этого необходимы деньги. Я обнаружила, что жить на твоем попечении не так уж противно. Единственное, что страдает при этом, – моя гордость.
– Вижу, ты научилась с юмором воспринимать свое положение, хотя, впрочем, с достаточно горьким юмором. Забавно. – Но граф при этом выглядел так, словно обнаружил в почти съеденном яблоке половинку червяка. – Признаюсь, новая одежда – всего лишь попытка успокоить растревоженную совесть. Я, очевидно, не сумел следить как полагается за своей собственностью.
Неожиданно обрадованная расстроенным лицом графа, Мэриан не удержалась от шпильки:
– Возможно, твоя хватка ослабевает, и союзники скоро найдут себе другого покровителя.
– Будем надеяться, что этого не случится, дорогая, иначе воцарится немыслимый хаос.
– Кстати, о хаосе: именно ты натравил на меня Адриана Харботтла? – разозлившись, спросила Мэриан.
Уэнтхейвен, на миг забыв о собаке, уставился на дочь:
– Ну и ну! Как же ты догадалась? Я думал, что сумел скрыть это от тебя.
Мгновенно придя в ярость, Мэриан завопила:
– Так это ты велел ему меня изнасиловать?
Хани снова заворчала, и Уэнтхейвен сначала успокоил спаниеля и только потом обернулся к дочери.
– Изнасиловать?! Когда?
– Сегодня. На охоте.
К собственному ужасу, Мэриан содрогнулась всем телом, и холодный взгляд графа немедленно отметил это предательское выражение ее эмоций.
– Ты, конечно, сумела защитить себя.
– Представь себе.
– Но большинство женщин были бы польщены вниманием столь…
– Тщеславного павлина, возомнившего о себе?
– Иногда, дорогая, в тебе ясно проглядываются проблески унаследованного от меня ума, что, в свою очередь, рождает во мне нечто вроде отцовской гордости, совершенно непривычное чувство, полностью выбивающее меня из колеи. – Он снова начал мыть собаку. – Поэтому поработай головой и скажи честно: отдал бы я свою единственную дочь в дар первому встречному?
– Вполне вероятно, если бы решил, что сможешь его использовать с целью усмирить меня.
Граф рассмеялся коротко, резко, явно не желая отвечать на обвинения.
– Ты – богатая наследница и даже с испорченной репутацией все-таки высоко ценишься на брачном рынке. Мужчины готовы многое простить и забыть за солидное приданое.
– Что-то не очень меня одолевают предложениями после возвращения домой.
Уэнтхейвен хмыкнул – тихо, мягко – и пожал плечами:
– Все же было несколько, и, по мере того как о твоем прегрешении станут забывать, их количество начнет только увеличиваться. Я просто не видел причин пока беспокоить тебя этими предложениями.
– Они были недостаточно выгодными?
– Я не продаю дочь за деньги.
– А, так, значит, претенденты просто не принадлежат к знатным фамилиям.
– Как хорошо ты меня знаешь!
– Прекрасно. Во всяком случае, настолько, чтобы задаться вопросом, не лжешь ли ты.
– Клянусь Богом, я никогда бы не предложил тебя Адриану Харботтлу. Он просто сорвался с поводка.
– Тогда что же ты позволил ему сделать со мной?
– Ах, я надеялся, ты об этом уже забыла.
Мэриан терпеливо выжидала, постукивая по земле кончиком сапожка.
– Я разрешил ему вызвать тебя на дуэль.
– Но зачем, во имя Пресвятой Девы? – недоумевающе пробормотала она.
– Ради забавы.
– Мне не нравится разыгрывать роль приманки на потеху публике!
– Как почти каждому… если, конечно, он способен понять это. Впервые появившись в замке, ты вела себя вызывающе и презирала любую условность, но шло время, и ты все более привыкала и приспосабливалась к законам и правилам, принятым в обществе, и, смею сказать, становишься день ото дня все скучнее, все более унылой. – Граф взмахнул рукой, и дождь капель брызнул во все стороны. – Подтверждением тому служат брачные предложения, о которых я говорил.
– Но почему ты поощрял меня в этих безумствах?
– Дурная слава пристает накрепко, а худая молва по свету бежит. Ты сделала все, чтобы окончательно испортить свою репутацию, а восстановить доброе имя, сама знаешь, нелегко. Хотела показать мне, что тебе все равно, а я только помог в этом.
– Несмотря на тот вред, что я себе причиняла?
– Разве? – Граф наклонился вперед, почти касаясь лбом лба дочери. – Помнишь, когда ты была совсем маленькой пятилетней девчушкой, я, отправляя тебя к леди Элизабет, дал совет в ночь перед отъездом?
Глядя в его глаза, Мэриан почти ощущала, как тают, исчезают прошедшие годы… и она вновь стоит перед отцом – напуганная, боявшаяся покинуть родной дом и еще больше страшившаяся сказать ему об этом – и изо всех сил цепляется за надежду, что, если сделает, как велено, он будет настолько гордиться ею, что привезет обратно. Помнит ли она?
