– Но ты сможешь покорить ее?
– Ни один мужчина не сумеет этого сделать, – открыл горькую истину Гриффит. – Я могу свистеть, пока не пересохнет в глотке, но она неохотно спускается ко мне. Она не пускает в ход когти и клюв, но остается, только пока я приманиваю ее… – он запнулся, – наслаждениями, которые она не в силах отвергнуть. И только уставшая и насытившаяся принадлежит мне, мне одному.
– Ни один человек не может приманить сокола пустыми руками, – кивнул Рис.
Сбитый со своего поэтического пьедестала и немедленно перешедший к обороне, Гриффит запротестовал:
– Я отдал ей себя!
– Значит, не всего целиком.
– Именно ту часть, которая важнее всего. Ту, которая одновременно является целым. Она не почувствует разницы.
– Неужели? – Рис сложил ладони домиком. – Соколы… и женщины отличаются безошибочным инстинктом относительно тех, кому можно доверять.
Мгновенное острое воспоминание о клятве, вырванной Мэриан у Арта, ножом ударило в сердце Гриффита. Он налил себе чашу вина и выпил, пытаясь потопить все свои горести.
– Она обязательно будет доверять мне.
Но Рис, словно пушечным выстрелом, разбил притворную уверенность Гриффита в себе:
– Она не доверится тебе, если не позволишь ей узнать себя ближе. – Гриффит отвернул голову, но Рис, похлопав сына по безвольно свисавшей руке, сказал: – То, что случилось, случилось много лет назад. Мы все простили тебя… только не ты сам.
Горечь и давно пережитый стыд выжгли морщины на лбу Гриффита, оставили непроходящие шрамы в душе.
– Неужели потеря замка Пауэл была таким пустяком?
– Но она оказалась временной. Я не отдал бы его, не зная, что смогу вернуть. Были и другие способы выручить тебя, хотя и не столь легкие.
– Они не понадобились бы, не будь я глупым испорченным мальчишкой.
– Не испорченным. Упрямым. И, как объяснила мне позже твоя мать, веди я себя с тобой умнее, всего этого могло и не случиться.
Но Гриффит старался извинить прошлое нетерпение отца.
– Это из-за усталости, потому что пришлось выдерживать долгую осаду, выдавать еду и воду маленькими порциями и бояться, что враги отравят ручей, который питал колодец.
– Да и твоя выходка – тоже результат долгой осады. Клянусь всеми святыми, парень, признайся женщине, что гнетет твою душу, и, возможно, она с готовностью разделит с тобой тяжесть и совьет гнездо. – Не услышав ответа, Рис вытянул ноги и расслабился. – Ведь именно это ты замышляешь? Свить гнездо с леди Мэриан Уэнтхейвен?
Гриффит, больше всего желавший изменить тему, тем не менее спросил:
– А что ты скажешь?
– Наш род – достаточно почтенный, чтобы вынести позор появления англичанки в семье, но принесет ли она приданое?
– Не знаю. Сомневаюсь.
– Тогда какая от нее польза Пауэлам?
– У нее прекрасные связи при дворе, – осторожно начал Гриффит. – Королева Англии – подруга Мэриан.
Это произвело на Риса соответствующее впечатление, однако он все еще не был убежден.
– Сомневаюсь я что-то насчет ее покладистого характера. Арт, кажется, испытывает перед ней благоговейный трепет, а таких людей, перед которыми трепещет Арт, на свете не слишком много найдется.
– Не знаю, почему я еще терплю этого зловредного старикашку, – пробормотал Гриффит.
– Может быть, потому, что обязан ему жизнью? – предположил Рис.
– Возможно.
Гриффит чалил вина в чашу и протянул отцу. Рис, принимая ее, заметил:
– Я всегда считал, что ты выберешь жену, похожую на Гвенлин. Много раз я слышал, что тебе нравятся женщины покорные, домашние, умеющие хорошо обращаться с иголкой и готовые все время проводить дома.
– Мэриан научится, – объявил Гриффит. – Обязательно научится.
От него не укрылось, что отец поспешно поднес ко рту чашу, словно желая скрыть улыбку, но когда Рис допил вино, на его лице не было заметно ни малейшего признака веселья.
– Хотел бы я точно знать, когда отец леди Мэриан расположится лагерем у ворот крепости, чтобы потребовать возвращения дочери.
Гриффит опустился на скамью и протянул руки к огню.
– Возможно, он так и сделал бы, если б знал, где она, только осада – не самый излюбленный его метод ведения войны. Скорее он нападет из укрытия, как хорек, и, схватив за горло жертву, утащит в нору.
– Весьма ободряющая новость. Стоит ли установить наблюдение за леди Мэриан, чтобы она не исчезла внезапно?
– Здесь ей ничто не грозит… По крайней мере надеюсь на это… а вот Лайонела может подстерегать смертельная опасность, – сказал Гриффит.
– Отец малыша ищет его?
– Я не знаю, кто отец Лайонела, и до сих пор он не проявлял к мальчику ни малейшего интереса. Однако Лайонел – ребенок не простой, по многим причинам, не до конца мне понятным.
– Значит, я прав. Уэнтхейвен дорожит Мэриан из-за сына.
– Я тоже так подозреваю, но не хочу, чтобы Харботтл это понял.
– Но в чем здесь тайна?
Гриффиту очень хотелось все объяснить отцу и попросить у него совета. Но сделать это тайком от Мэриан означало бы предать ее доверие, то самое доверие, которое Рис считал недостижимым.
– Отец, я не могу всего тебе открыть – на карту поставлена моя честь, но должен предупредить: присутствие здесь Мэриан и Лайонела означает опасность для замка Пауэл и всех его обитателей. В твоей воле отказать им в убежище, и тогда мне придется поискать другое место.
– Чушь, – фыркнул Рис с обескураживающей прямотой. – Если я откажу им в убежище из страха за собственную жизнь, твоя мать столкнет меня с самой высокой башни и, что еще хуже, откажется пустить к себе в постель.
Гриффит невольно хмыкнул, поскольку почти ожидал нечто подобное, однако по справедливости обязан был предупредить отца.
– Должен еще сказать, что Мэриан никогда не была любовницей Харботтла.
Рис суженными глазами оглядел сына с головы до ног.
– Я не стану просить тебя поступиться честью, только ничего не говори матери. Она ненавидит секреты.
Откинувшись в кресле, Гриффит с облегчением понял, что Рис, по крайней мере в эту минуту, не испытывает неприязни к Мэриан. Хотя долг Гриффита по отношению к семье все еще заключался в улучшении ее благосостояния и могущества, в груди Риса по-прежнему билось романтическое валлийское сердце, неспособное допустить отчуждения сына от тех, кто его любил.
– Так что мы будем делать с Харботтлом? – спросил наконец Гриффит. – С этим «призраком»?
