— Привет.
— Китти, — не слишком приветливо заговорил Пит, — мы тебя сегодня не ждали. Боб сказал, что отпустил тебя на неделю.
Судя по его тону, он рад бы и две недели ее не видеть. Или у нее уже паранойя?
— Отпустил, — подтвердила Китти, пробираясь в задний ряд — больше сесть было негде. — Но больше всего мне хотелось быть здесь. — Она поймала на себе чей-то сочувственный взгляд.
— Ладно. О’кей. Мы обсуждаем ближайший выпуск. Он будет посвящен памяти Констанс.
К глазам подступили слезы.
— О, как прекрасно!
— Итак! — Пит громко хлопнул в ладоши, Китти подскочила от неожиданности. — Идеи. Предлагаю отвести от восьми до двенадцати страниц жизненному пути Констанс: о чем она писала в разные годы для «Etcetera» и для других изданий. Крупнейшие сенсации, открытые ею авторы. Хорошо бы дать интервью с Томом Салливаном, как она помогла ему обрести свой голос и укрепить талант. Дара, ты возьмешь интервью у Тома, я поговорил с ним на похоронах, он дал согласие. Ниав, ты расскажешь о других писателях, живущих и умерших: как она открыла их, что они написали, что писали с тех пор, и так далее.
Сара, Дара и Ниав кивали и делали пометки.
Пит продолжал распределять материалы, а в Китти нарастало ощущение: все идет вкривь и вкось. Констанс взбесилась бы от такого выпуска, и не только потому, что он целиком вращался вокруг нее, но потому, что под новым соусом подавался старый материал. Китти оглядела собравшихся, пытаясь угадать их реакцию, но все сосредоточенно, торопливо забивали в ноутбуки распоряжения Пита. Именно распоряжения — ни поощрения, ни внимания к другим, ни малейшей попытки узнать, что же думают сотрудники. Пит не просил их поделиться личными воспоминаниями, рассказать о той женщине, которую все они так почитали, — нет, он жестко выдавал информацию и навязывал всем собственные идеи. Конечно, даже это Питу давалось нелегко, это Китти понимала, к тому же у нее своих мыслей не имелось, так что она прикусила язык.
— Так, с этим разобрались, теперь остальные разделы. Пол, как подвигается статья о китайцах в Южной Африке?
Начали обсуждать остальные рубрики. С приношением памяти Констанс покончено. Этого Китти не стерпела.
— Послушай, Пит!
Он молча глянул в ее сторону.
— Я не знаю, но все это как-то… не ново, а? — Рискованно бросать такой упрек людям, уже взявшимся за дело. Вокруг зацокали языками, заерзали на стульях. — Я насчет этой мемориальной части. Констанс терпеть не могла возвращаться к старым темам.
— Если б ты слушала внимательно, Китти, убедилась бы: мы отнюдь не собираемся перепечатывать старье. А оглядываться на прошлое необходимо, в этом вся суть мемориального раздела.
— Конечно-конечно, — заторопилась Китти, ей вовсе не хотелось еще и тут нажить себе врагов. — Но Констанс в таких случаях говорила: это все равно что снова пользоваться использованной туалетной бумагой. — Китти попыталась засмеяться, но никто не засмеялся в ответ. — Она бы не захотела, чтобы мы оглядывались и вспоминали, она бы потребовала чего-то нового. Смотреть вперед, сделать что-то настоящее в ее честь.
— Например? — уточнил Пит, и Китти беспомощно смолкла.
— Не знаю.
Послышались раздраженные вздохи.
— Китти, эти двенадцать страниц мы посвящаем памяти Констанс. Полагаю, в журнале хватит места и для новых сюжетов. — Пит старался проявить терпение, но интонация у него была — отец дурынды-дочери сдерживается из последних сил. — Так что если у тебя не имеется конкретных идей, я предлагаю продолжить обсуждение.
Китти напряженно и долго думала, чувствуя, как все глядят на нее. Она не могла ничего придумать, она думала только о том, что не в состоянии ничего придумать. Она уже полгода как разучилась думать, и прямо сейчас рассчитывать не на что. Вот уже коллеги отводят глаза, им неловко, им жалко ее, но Пит держит паузу, доказывая свое: раз Китти ничего не предлагает, значит, все ее выступление — глупость. Что же он не продолжает заседание? Пусть бы продолжал распределять задачи. Щеки вспыхнули, Китти опустила глаза, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. А казалось, ниже падать некуда.
— Не знаю, — выдавила она из себя.
Пит наконец вернулся к обсуждению, но Китти не могла разобрать ни слова. Она подвела Констанс, не говоря уж о том, как она подвела саму себя, хотя к этому она уже почти привыкла, поболит — перестанет. Важнее другое: чего бы хотела Констанс? Окажись она сейчас в этой комнате, каким сюжетом она бы решила заняться? И, задав себе этот вопрос, Китти нашла ответ.
— Придумала! — вскрикнула она, перебив отчет Сары о том, как продвигается статья о причинах повышенного спроса на контрастный лак для ногтей в пору мировой войны на фоне снижения объемов продаж помады.
— Китти, сейчас говорила Сара.
И все поглядели на нее с осуждением.
Китти съежилась на стуле, чуть ли не сползла под стол. После Сары Пит предоставил слово Тревору. Еще два круга дискуссии, ничем из этого Пит, скорее всего, не воспользуется. И вот он снова обратился к Китти:
— Когда мы с Констанс говорили в последний раз, она упомянула идею, которую хотела обсудить с тобой. Не знаю, успела ли. Это было всего неделю назад.
Неделю назад Констанс жила, дышала.
— Нет. Со мной она уже больше месяца не связывалась.
— Ясно. Так вот, она собиралась обсудить с тобой такую идею — обратиться к старым писателям с вопросом: будь у них возможность заняться тем, о чем они всегда хотели написать, что бы они выбрали?
Пит оглядел сотрудников, убедился, что все заинтересовались.
— К таким авторам, как Ойсин О’Келли и Оливия Уоллес, — уточнила Китти.
— Ойсину восемьдесят, он живет на Аранских островах и за последние десять лет не написал ни строчки, а на английском языке ни строчки вот уже лет двадцать.
— Констанс упомянула именно их.
— Ты уверена?
— Да, — повторила Китти, и щеки вновь вспыхнули: с какой стати ее переспрашивают?
— И в чем суть: мы берем интервью о сюжете, на который они хотели бы написать рассказ, или просим их написать этот рассказ?
— Сперва она сказала, чтобы я взяла у них интервью…
— Сказала, чтобы ты взяла интервью? — переспросил Пит.
— Да. — Китти помедлила, не вполне понимая, почему он ее перебил. — Но потом она предложила попросить этих авторов написать те рассказы, которые они всегда хотели написать.
— Получить эксклюзив?
— Наверное, да.
— Писатели такого калибра обходятся недешево.
— Наверное, ради памяти Констанс они согласятся поработать и даром. Возможность написать то, о чем всю жизнь хотел написать, — сама по себе награда. Это же счастье.
