— Музыка будит в тебе воспоминания? — спросил принц.
Селена смотрела на него, пытаясь уловить хотя бы малейшие следы насмешки. Но их не было. Вопрос прозвучал совершенно искренне.
— Иногда, — коротко ответила она.
— Воспоминания о твоих родителях?
Принц тоже встал и помог ей собрать оставшиеся книги.
— Не надо задавать мне таких дурацких вопросов! — отрезала Селена.
— Прости, если мое любопытство зашло слишком далеко.
Селена промолчала. Дверь в одну из комнат ее памяти, которую она всегда старалась держать крепко запертой, вдруг распахнулась, и теперь Селена отчаянно пыталась закрыть эту опасную дверь. Особенно опасную, когда Дорин совсем рядом и их лица разделены какой-то парой дюймов… Наконец дверь закрылась, и Селена торопливо повернула ключ.
Естественно, Дорин даже не догадывался, какую битву с собой пришлось ей выдержать.
— Потому и спрашиваю, что ничего о тебе не знаю, — пошел он на попятную.
— Я ассасин. В прошлом — узница Эндовьера. Сейчас — одна из претендентов на титул королевского защитника, — уже спокойным тоном ответила Селена. — Думаю, вам этого достаточно.
Принц вздохнул.
— Но почему мне нельзя узнать о тебе побольше? Например, как ты стала ассасином? И какой была твоя жизнь до этого?
— Ничего интересного.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства.
Селена молчала.
— Хорошо, — не унимался принц. — Тогда позволь задать тебе всего один вопрос. Обещаю, он будет самым обыденным.
Селена обвела глазами аккуратную стопку книг. Что ж, на один вопрос она вполне может ответить. Или не ответить, если сочтет его новой попыткой вторжения в ее жизнь.
— Я согласна. Один вопрос.
Дорин расплылся в улыбке и сказал:
— Дай мне немного времени. Я хочу придумать стоящий вопрос.
Селена пожала плечами и села.
— Почему ты так любишь музыку? — спросил принц.
— Кажется, мы договаривались насчет обыденного вопроса, — сделала гримасу Селена.
— Ты считаешь его чересчур назойливым? Чем он отличается от вопроса о том, какие книги ты любишь читать?
— Нет. Сам по себе это прекрасный вопрос. — Она заговорила, стараясь смотреть не на принца, а на узор скатерти. — Я люблю музыку, поскольку, когда я ее слышу, я… теряюсь внутри себя. Вот так, если мои слова имеют смысл. Я одновременно становлюсь пустой и наполненной. Я чувствую биение земли. Когда я играю, я… ничего не разрушаю. Наоборот, я созидаю звуками.
Селена закусила губу, но остановиться уже не могла:
— Мне хотелось стать целительницей… Это было давно… до того, как мне пришлось учиться другому ремеслу… Но я помню: в раннем детстве я хотела лечить людей. Музыка напоминает мне об этом.
Она тихо рассмеялась. Потом, увидев улыбку принца, сказала с обидой в голосе:
— Я никому об этом не рассказывала. Не смейтесь надо мной.
Дорин сразу перестал улыбаться.
— У меня и в мыслях не было смеяться над тобой. Я просто…
— Вы просто не привыкли, когда люди раскрывают вам сердце?
— Да.
— Теперь моя очередь, — слегка улыбаясь, сказала Селена. — Или здесь существуют ограничения?
— Никаких, — ответил Дорин, закладывая руки за голову. — Я не настолько скрытен, как ты.
Селена наморщила лоб, будто подбирала вопрос. На самом деле этот вопрос давно вертелся у нее в мозгу.
— Почему вы до сих пор не женились?
— Не женился? Мне еще и двадцати нет!
— Но ведь у наследного принца есть какие-то обязательства.
Дорин скрестил на груди мускулистые руки. Селена старалась не замечать исходящей от них силы.
— Спроси о чем-нибудь другом, — сказал принц.
— А мне хочется получить ответ на этот вопрос. Думаю, ответ будет очень интересным, раз вы так сопротивляетесь.
Принц повернулся к окну, где за стеклами клубился снег.
— Я не женат, — признался он, — поскольку мне претит сама мысль жениться на женщине, которая умом и духом ниже меня. Для моей души это означало бы смерть.
— Но брак — не магический ритуал, а шаг, направленный на сохранение и укрепление власти королевской династии. Наследный принц не имеет права поддаваться романтическим порывам. А если бы отец приказал вам жениться в интересах политического альянса? Неужели бы вы предпочли начать войну, только бы сохранить ваши романтические идеалы?
— Ты это не так понимаешь.
— А как? Разве отец не может велеть вам жениться на какой-нибудь принцессе ради усиления своей империи?
— Для усиления империи у отца есть армия.
— Брак не обязывал бы вас любить только свою жену и быть ей верным. Вы могли бы полюбить другую женщину. Такое часто бывало в жизни королей.
Сапфировые глаза Дорина вспыхнули.
— Либо жениться на той, которую любишь, либо не жениться вообще.
Селена невольно засмеялась.
— А надо мной, — вспыхнул он, — значит, можно насмехаться? Ты ведь смеешься мне в лицо!
— За столь глупые мысли вы и заслуживаете насмешки. Я говорила языком сердца. А в вас сейчас говорит лишь себялюбие.
— Как ты ловко выносишь суждения!
— Зачем тогда нужен ум, если не рассуждать и не выносить суждения?
— А зачем тогда нужно сердце, если оно не уберегает других от суждений твоего ума?
— Замечательно сказано, ваше высочество!
Дорин смотрел на нее, надувшись, словно мальчишка.
— Будет вам злиться. Вряд ли я уж так серьезно вас ранила.
— Ты пыталась разрушить мои мечты и идеалы. Я и так предостаточно натерпелся от матери. Нельзя же быть такой жестокой.
— Не надо обвинять меня в жестокости. Я рассуждаю с практической точки зрения, а это совсем другое. Вы наследный принц Адарлана. У вас есть редкая возможность изменить жизнь в Эрилее к лучшему. Вы могли бы создать мир, где счастье было бы возможно и без настоящей любви.
— И какой же это был бы мир?
— Такой, где люди сами управляют собой.
— Это анархия. Более того, это покушение на основы государства. Хорошо, что нас здесь никто не слышит.
— Я вовсе не призываю к анархии. Можете называть меня изменницей. Меня уже и так судили как ассасина.
Дорин подвинулся к ней, и его пальцы коснулись ее пальцев: жестких, мозолистых, но теплых.
— Тебя так и тянет возражать всему, что я говорю.
