— Госпожа Гацерелия нужна нам на переговорах. Она знает
арабский язык, — пояснил Сеидов. — Головацкий геолог, а Кажгалиев наш
официальный переводчик. Мы не будем говорить с министром на английском или
русском языках, поэтому вам лучше поехать по магазинам вместе с Резниковым. Наш
дипломат будет вас сопровождать.
— Понятно, — тихо сказала Сизых. — Значит, на переговорах я
вам не нужна?
— Вы нам всегда нужны. Но на этих переговорах вы можете
отсутствовать, — пошутил Фархад. Он заметил, с каким интересом слушает их
разговор Манана. Она тоже все поняла. Алена отвернулась. Ей, конечно, было
неприятно выслушать подобное решение.
Полковника увезли в местную больницу. На прощание он пожелал
всем успешной поездки и здоровья. Все благодарили его за помощь. Когда они
закончили завтракать, к Сеидову подошла Алена.
— Я что-то сделала не так? — деловито уточнила она.
— Все нормально. Почему вы спрашиваете?
— Не знаю. Мне показалось, что вы как-то странно на меня
смотрите. Раньше вы всегда улыбались, а сегодня утром как-то настороженно. Даже
сели завтракать в другом конце стола.
— Я даже об этом не подумал, — ответил Фархад. — Не
обращайте внимания на такие мелочи. У меня столько проблем.
— Понимаю. Я выберу для нее одежду. Но это неправильно.
Трудно покупать одежду для женщины. Она должна сама выбирать цвет, фасон,
размеры. Все мерить…
— Вы опытный человек, и у вас все получится, — ободряюще
произнес Сеидов.
На переговоры они отправились без Сизых и Резникова. Сначала
была встреча с послом. Затем переговоры с двумя членами правительства Ирака.
Обедали они в посольстве, где должен был состояться и ужин. К обеду Алена и ее
сопровождавшие мужчины не успели. Они приехали гораздо позже, когда группа уже
покинула посольство, отправившись на новые переговоры.
Вечером, перед ужином, они приехали в отель. Фархад снял
обувь, устало вытянул ноги. Достав мобильник, включил его. Он никогда не
позволял себе держать телефон включенным во время переговоров, считая подобную
вольность просто неприличной. И сразу раздался телефонный звонок. Он ответил.
Звонила Карина.
— Я звоню весь день, но у тебя отключен телефон, —
пожаловалась супруга.
— Мы были на переговорах, — пояснил Фархад.
— Понимаю. Ты теперь стал таким важным человеком, что
участвуешь в переговорах. А разговоры твоей жены и дочери должны прослушивать
чужие люди. Тебе не стыдно? Мы же дома говорим о чем угодно. И наши разговоры
должны слушать посторонние люди?
— О чем ты говоришь?
— Ты все прекрасно понимаешь. Весь дом начинен
подслушивающими «жучками». Их даже в ванной поставили. Я не думала, что ради
своей карьеры ты можешь согласиться на такую гадость. Как тебе не стыдно?
— Подожди, — прервал супругу Фархад. — У нас дома были
установлены подслушивающие устройства?
— По всей квартире. И ты еще спрашиваешь? А кто дал согласие
на их установку? Сотрудники вашей службы безопасности просто изумились, когда
нашли столько «жучков». Я сказала, чтобы они все собрали и унесли.
— Карина, послушай…
— Нет, это ты послушай. Если ты стал вице-президентом такой
крупной компании и должен проводить важные государственные переговоры, то это
не дает тебе права так игнорировать своих близких. Марьям сидит в своей комнате
и плачет. Настолько наплевательски к нам относиться…
— Карина, — снова перебил ее Фархад. — Успокойся и выслушай
меня. Я абсолютно ничего не знал об этих микрофонах. Клянусь тебе чем угодно.
Жизнью Марьям. Я ничего не знал…
Супруга молчала. Очевидно, только теперь она начала
сознавать, что он не мог разрешить подобный эксперимент. Немного успокоившись,
она вдруг поняла, насколько была не права.
— Я понятия не имел, — повторил Фархад, — как ты можешь меня
в этом подозревать? Мы с тобой столько лет живем вместе. Неужели ты могла
подумать, что я разрешил вас прослушивать. Тебя и нашу дочь?
— Ты знаешь, я, кажется, неуравновешенная истеричка, —
пробормотала Карина, — конечно, не мог. Это твои сотрудники виноваты. Они
сказали, что ты, наверное, сам разрешил установку такой аппаратуры. И поэтому я
злилась. Весь день злилась. Ты меня прости.
— Ничего. Только ты не переживай. Они все забрали?
— Ничего не забрали. Все отключили и собрали у нас на кухне.
В ящике. Когда приедешь, сам увидишь все это богатство.
— Это очень серьезно, Карина, — встревожился Фархад. —
Никому и ничего больше не рассказывай. Ни одному человеку. И никому не
открывайте двери. Никому из посторонних. А еще лучше сделаем так. Возьми
Марьям, вызови мою машину и завтра утром поезжайте на дачу, которую нам обещал
выделить Кутин. Поселок охраняется, и туда никто не полезет. Несколько дней
поживите там. Алло, ты меня слышишь.
— Это так серьезно?
— Более чем серьезно. Завтра утром поезжайте на дачу.
Позвони Кутину и возьми ключи.
— Я все поняла. Ты только не волнуйся. Мы завтра переедем. И
я возьму бюллетень, чтобы быть рядом с Марьям. Не волнуйся.
— Сделай все так, как я сказал.
— Обязательно. И извини, что я так глупо сорвалась. Я
увидела, как дочь плачет, и забыла обо всем на свете.
— Скажи Марьям, что я ее люблю. И тебя тоже. До свидания.
Он не успел даже опустить руку, как раздался еще один
телефонный звонок. На этот раз звонил Зырков.
— У вас был отключен телефон весь день, — начал начальник
службы безопасности.
— Верно. Я был на переговорах.
— У нас столько невероятных новостей, — доложил Зырков. —
Во-впервых, утром мы проверили вашу квартиру. Там обнаружили восемь «жучков».
Можете себе представить? Восемь микрофонов! Мы все их собрали, отключили и
оставили у вас на кухне. Можете представить, какой был фон? Я подумал, что вы
сами дали разрешение на установку такого количества аппаратуры. Ведь у вас
внизу сидит консьержка, и никто не мог пройти незамеченным.
— И сказали об этом моей жене, — горько упрекнул его Сеидов.
— Мы высказали свои предположения, — продолжал Зырков, — но
я никогда в жизни подобного не видел. Их могли установить в таком количестве
только сотрудники спецслужб…
— С этим все понятно, — перебил его Сеидов, — вы проверили
Алену Сизых?
— Да. И по этому вопросу тоже установили невероятные факты.
Она работала в «Газпроме» не пять с половиной лет, а только пять недель. И
сразу перешла на работу к нам. Квартира, где она живет, рядом с компанией, была
арендована только четыре месяца назад. Никакой больной матери у нее нет. У нее
вообще нет матери, она умерла три года назад в онкологической клинике.
