Конелли знал русский язык.
— Она — свидетель, — напомнил он по-русски, — а согласно
нашим законам мы не можем подвергать ее никаким допросам с применением гипноза.
Это будет приравнено к пытке. В нашей стране никто не разрешит допрашивать
свидетеля таким образом.
— Господин Конелли, — негромко ответил также по-русски
Дронго. — В вашей стране держат десятки и сотни заключенных на базе в
Гуантанамо без решения суда, только потому, что эти люди подозреваются в
террористической деятельности. Мало того что они сидят там годами, их еще и
подвергают пыткам. В том числе физическим.
— Вы прилетели сюда, чтобы рассказать мне об этом? — спросил
Конелли. Нужно отдать ему должное, он умел держать удар.
— Вы говорите по-русски? — вмешалась Олеся. Будучи полькой,
она понимала русский язык. — Вы знаете русский язык?
— Немного, — ответил Конелли.
— Я еще раз прошу вас, пани Бачиньская, сосредоточиться и
вспомнить, где вы могли видеть этого человека, — напомнил Дронго.
Нащекина нахмурилась. Она уже смирилась с поражением, и
такая настойчивость Дронго казалась ей ненужной.
— Нет, — повторила Олеся, — я его нигде больше не видела.
— Может, она права, — снова вмешался Саймонс, — почему вы
так уверены, что она должна знать этого типа?
— Иначе ее не хотели бы убить в Чикаго, — пояснил Дронго. —
Они и так разрушили офис, перебили всех в Брюсселе. Для чего тогда они приехали
в Чикаго?
— Может, хотели выйти через нее на этого Дзевоньского?
— Нет. Они точно знали, что не смогут на него выйти. Им
нужна была она. И должна быть причина, по которой ее хотели убить.
— Она работала в офисе Дзевоньского. Этого достаточно, —
упрямо напомнил Саймонс. — В моей практике таких случаев сколько угодно. Убирают
всех свидетелей.
— Свидетелей чего? — разозлился Дронго. — Что она может
рассказать? Что она знает? У нас есть его фоторобот, о нем может все рассказать
сам Дзевоньский, а она видела только приходившего к ним мужчину и больше ничего
не знает. Тогда почему ее хотят убить?
— А почему убили остальных? — начал нервничать Саймонс.
— Им важно было разгромить офис. Поэтому они и перебили всех
находившихся там людей. Сожгли документы, похитили жесткие диски. Но почему они
так упрямо преследуют Олесю Бачиньскую?
— Перестаньте, — вмешался Конелли. — Мы все равно ничего не
узнаем таким образом. Нужно заканчивать.
— Да, — согласилась Нащекина, — очевидно, она ничего не
может вспомнить.
— Олеся, — попытался в последний раз Дронго, — вспомните,
где еще вы могли встретить этого человека? В ресторанах, в барах, в кафе, в
клубах, в театрах, на футболе… Где?
Она опять нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Перестаньте, — строго сказал, поднимаясь со стула,
Конелли, — все и так ясно.
— Нельзя выжать из человека то, чего он не помнит, —
рассудительно пробормотал Саймонс. Ему было приятно, что этот приехавший щеголь
потерпел поражение. Он справедливо подозревал, что сам накануне потерпел
неудачу именно из-за того, что этот тип был рядом с женщиной. И возможно,
нравился ей.
— Вам придется охранять ее все время, — тихо произнес Дронго
по-русски, обращаясь к Конелли, — пока мы не найдем этого человека. Вы
допускаете ошибку.
— Мы применим к ней программу защиты свидетелей, —
отреагировал тот. — В нашей стране с этим нет особых проблем. Мисс Бачиньская
не может вернуться в Бельгию. Кроме того, она стала наследницей миллионов своей
убитой родственницы. И наверняка сама не захочет уехать обратно в Европу.
Бачиньская поняла, о чем они говорят.
— Я не хочу в Европу, — заявила она по-польски. — Мне лучше
остаться здесь.
— Вы останетесь, — успокоил ее Дронго, обращаясь к ней
по-английски, — можете ни о чем не волноваться. Тем более что вы тут получили
наследство. Надеюсь, с его оформлением у вас не будет проблем.
— Спасибо. — Олеся вдруг изменилась в лице. — С оформлением?
С оформлением этой квартиры?
— Нотариус подтвердит завещание, — вмешался Саймонс. Он
поднялся, собираясь выйти.
Следом за ним поднялась Нащекина. Только Дронго упрямо сидел
на стуле.
— Пойдемте, — предложил Саймонс. Этот тип вызывал у него
теперь сожаление.
— Возможно, она еще что-то вспомнит, — предположил Конелли.
— Да, — вдруг сказала Олеся, — я его видела еще один раз.
Все обернулись к ней. Саймонс нахмурился. Он не ожидал
такого развития ситуации.
— Я видела его, когда мы вместе с Раулем оформляли машину, —
вдруг ошеломленно сообщила Олеся. — Он был в офисе той фирмы. Они сидели
втроем. Когда мы проходили, дверь закрыли, но я его заметила. И он тоже нас
увидел. Меня с Раулем.
— Кто такой Рауль? — быстро спросил Конелли.
— Это мой друг. Бывший друг, — поправилась Бачиньская.
Нащекина шагнула к ней. Она не могла поверить, что ситуация
так изменилась.
— Название фирмы помните?
— «Одеон». Они торгуют автомобилями. В основном
подержанными. Но привозили на заказ и новые машины.
— Как зовут вашего друга? — громко спросил Конелли.
— Рауль Феррейра, — ответила Бачиньская, — он сейчас
выступает за итальянский футбольный клуб.
— Какой клуб? Название помните?
— Да, конечно. Он выступает за «Парму». Они его купили.
Конелли и Саймонс переглянулись. Первый достал сотовый
телефон и набрал номер.
— Срочно найдите мне номер телефона футбольного клуба
«Парма». Да, в Италии. Срочно. Код я знаю, конечно.
Все смотрели на Дронго. Он единственный сохранял
относительное спокойствие.
— Вы уверены, что видели его именно там? — уточнил Конелли.
— Да, я вспомнила. Мы оформляли машину. Новый «Лексус» для
Рауля. И там я увидела этого русского. Он сидел в офисе с двумя другими
мужчинами. Увидев нас, он отвернулся и ничего не сказал. Но я его рассмотрела.
Раздался телефонный звонок. Конелли, прижав телефон к уху,
молча записал номер, который ему продиктовали. Затем начал звонить в Италию.
Через минуту ему ответили.
— Это футбольный клуб «Парма»? — спросил он по-итальянски.
— Да, синьор, чем мы можем быть полезны?
— Меня интересует футболист из Португалии, выступающий за
ваш клуб. Рауль Феррейра. Скажите, я могу узнать номер его телефона?
