Да, это самый важный момент. Нужно вычислить партнера
Гейтлера в Москве. Безусловно, он не просто его бывший знакомый. Это человек,
которому генерал абсолютно верит, искать нужно в его прошлой жизни. Но Гейтлер
много лет не был в Москве, он сбежал оттуда в девяносто первом. И всех, с кем
он был знаком, проверяют. Гейтлер не мог этого не знать. Тогда где же он найдет
себе помощника? Вычислил его в Москве, среди новых знакомых? Абсолютно
невозможно. Значит, помощник должен быть из его старых знакомых. Но Гейтлер не
доверится и людям, с которыми столько лет не виделся, не общался. Здесь кроется
основное противоречие. Где же тогда искать? Может, Гейтлер решил провернуть
операцию в одиночку? Нет, это тоже нереально. Он не убийца. И не снайпер. И тем
более не сделает из себя самоубийцу-шахида, повязав пояс смертника. Гейтлер —
человек рациональный, он представитель западной цивилизации. Его „поиск истины“
будет абсолютно другим — точно выверенным ударом, шахматной партией, в которой
он захочет напоследок переиграть всех, чтобы доказать, кто именно был первым в
давнем противостоянии всех разведок во времена холодной войны».
Находиться в лайнере столько часов — настоящее испытание для
нервов. Почему-то в самой середине океана самолет всегда начинает трясти.
Иногда сильнее, иногда слабее. Но этот момент самый неприятный. Однако на этот
раз обошлось без качки. Дронго много раз замечал, что когда летишь на Восток,
трясет гораздо меньше, чем при полете на Запад. Может, это связано с вращением
Земли, каждый раз думал он.
Утро разгоралось медленно, длинная мартовская ночь не желала
заканчиваться, до весеннего равноденствия было еще десять дней. На его родине,
в Баку, этот день традиционно отмечали как праздник Весны. Мать готовила особую
«хончу», на которой лежали семь видов сладостей и орехов. Вокруг «хончи»
зажигали свечи, к ужину подавали плов с изысканным мясным гарниром, кишмишем,
курагой, зеленью, каштанами. Этот праздник уходил корнями в далекие времена
огнепоклонников.
При воспоминании о своем детстве Дронго улыбнулся. В
последние годы отец часто болел, и это тревожило более обычного. Разрывающийся
на три страны Дронго чувствовал себя человеком мира, подлинным космополитом
этого нарождающегося человеческого общества новейшего времени. Жизнь сразу на
три города приучила его к мгновенным переменам, когда ему удавалось сочетать
восточную иррациональность и западную рациональность. Баку, Москва, Рим. Он
метался между этими городами и цивилизациями.
Нащекина вздохнула и открыла глаза. Кровоподтек у нее на
щеке стал как-то особенно заметен, наверное, потому что она спала, склонив
голову на эту сторону. Дронго мрачно посмотрел на ее лицо.
— Не смотри так, — попросила она, понимая, на что он
смотрит.
— Болит?
— Терпимо.
— Никогда себе не прощу…
— Уже все прошло. Я думала, ты всегда живешь в настоящем.
Или в будущем.
— Я весь в прошлом, — очень серьезно ответил он. — Иногда
мне это мешает.
Эльвира поднялась, чтобы пройти в туалетную комнату. Тем
временем к нему подошла стюардесса:
— Могу я вам что-нибудь предложить?
— У вас есть хорошее красное вино? — спросил Дронго. — Если
есть, налейте, пожалуйста, мне стакан сухого красного вина.
Нащекина вернулась на свое место и почти сразу же снова
заснула. В час дня по местному времени они наконец прилетели в Москву. Дронго отправился
домой, дружески обняв Эльвиру на прощание. Они оба даже не подозревали, что
готовит им следующий день.
Россия. Москва. 12 марта, суббота
В четыре часа утра Дронго проснулся. Вернее, последние
несколько часов он не спал толком. Теперь начинался обратный процесс
«реклиматизации». Приехав из аэропорта, Дронго принял душ и почти сразу уснул.
Сказались два утомительных перелета, сначала из Чикаго в Нью-Йорк, а затем
продолжительный — из Нью-Йорка в Москву. Проспал до полуночи, но затем
проснулся и отправился на кухню. Соорудив себе бутерброд, съел его, выпил чаю и
снова улегся спать. Но на этот раз только пытался уснуть, время от времени
проваливаясь в какое-то забытье. А в четыре часа утра зазвонил его телефон.
Дронго подумал, что это Джил, но она никогда не звонила в такое время. Он
поднял трубку и сразу услышал знакомый голос Машкова:
— Не спишь? Мы сейчас высылаем за тобой машину.
— А ты знаешь, который час?
— Почти четыре. Но это неважно. У нас «ЧП». Тебе нужно
срочно к нам приехать.
— Последние полгода у вас все время «ЧП», — напомнил Дронго.
— Лучше ничего не говори. Одевайся и спускайся вниз. Сейчас
приедет машина.
Дронго положил трубку. Такое впечатление, будто он уже
поступил на работу к Машкову. Сколько можно его дергать? Что там еще могло
случиться? Дронго оделся, спустился вниз. Даже в теплой куртке и в кепке он
ощутил пощипывание московского морозца. После прохладной весенней погоды в
Чикаго он снова попал в настоящую зиму. Шел снег. Дронго протянул руку, и на
ладонь упали снежинки. Через несколько минут к дому подкатила машина.
Они поехали прямо к зданию, где работала комиссия. Рядом с
ним стояло несколько автомобилей. Один из молчаливых сотрудников Машкова
проводил Дронго к генералу. Тот сидел в своем кабинете один. Мрачный и задумчивый.
Увидев вошедшего, кивнул ему в знак приветствия и показал на кресло перед
собой.
— Что случилось? — спросил Дронго, усаживаясь.
Машков посмотрел на него мутными, уставшими глазами:
— Убит Истрин.
Дронго даже вздрогнул. Он ожидал чего угодно, только не
этого.
— Как это произошло? — спросил Дронго.
— Его два дня держали в полунаркотическом состоянии, чтобы
привезти в Москву, — пояснил Машков, — и вчера вечером посадили на наш самолет
в Берлине. Все документы на него были оформлены, даже выдан дипломатический
паспорт, чтобы не было никакой задержки на границе. Его сопровождали двое наших
сотрудников. Пограничникам пояснили, что он пьян. И провели его через салон
бизнес-класса. Все было нормально. А как только лайнер взлетел, Истрин
завалился набок. Все попытки сопровождавших его сотрудников и стюардесс
привести Истрина в чувство успеха не имели. В самолете среди пассажиров
оказался врач, но и он ничего не сумел сделать. Предварительное вскрытие показало,
что кому-то удалось вкатить ему укол с какой-то отравляющей жидкостью. Его
убили, чтобы он не успел дать показания в Москве. Этот кто-то понимал, что мы
вытащим из него всю информацию.
— Сильный ход, — холодно заметил Дронго. — Сопровождающих
допросили?
— Обоих арестовали. Заодно задержали всех членов экипажа,
переписали всех пассажиров, арестовали врача. Но пока никаких улик. Ни одной.
Никто не может понять, как это произошло. Но его убили, это абсолютно точно.
