— Подождите, — попросил Дронго.
Богемский обернулся.
— Мы должны найти «крота» среди членов вашей комиссии, —
решительно произнес Дронго. — Может, еще кто-то остался в живых?
— Нет. Все погибли. Все, кто был причастен к этому
расследованию. Все, кроме нас.
— Я буду искать убийцу, — твердо пообещал Дронго, — и мы
должны помнить о Гейтлере. Он все еще на свободе.
Богемский, не сказав больше ни слова, повернулся и вышел из
палаты. Дронго осторожно опустил голову на подушку. Слава богу, ему разрешили
остаться.
На следующий день его выписали. А еще через несколько дней
он сам приехал на работу в комиссию, стараясь не замечать удивленных и
восторженных взглядов ее членов. С этого момента он уже каждое утро приезжал
сюда, стараясь помочь десяткам специалистов вычислить генерала Гейтлера, а
также найти неизвестных организаторов убийства Истрина и взрыва в Москве.
Россия. Москва. 1 апреля, пятница
Он подошел к окну и посмотрел на открывающуюся за стеклом
панораму. Здесь было тихо и спокойно. Гейтлер повернулся к столу. Ему нравилось
пить по утрам парное молоко, словно окунаясь в детство. Правда, тогда молоко
было большим дефицитом, но когда его приносили домой, он осторожно дотрагивался
языком до приятно пахнущей жидкости, пробуя ее на вкус, а затем пил
неторопливо, считая глотки, чтобы растянуть удовольствие.
Гейтлер сел за стол и задумался. До назначенного им самим
времени осталось тридцать восемь дней. После этого он наконец сможет покинуть
эту страну и навсегда уехать не только из России, но и вообще из Европы.
Тридцать восемь дней — не такой уж большой срок. Он не боялся, что его могут
найти. Он еще раз сменил место жительства, и об этом доме, где теперь
находился, не знал никто, даже Рита, которой Гейтлер безусловно доверял. Но он
слишком хорошо представлял себе возможности допросов с применением психотропных
средств, когда из человека выжимают все вопреки его желанию.
План разработан и всесторонне продуман. Все готово, и
никакие случайные факторы не могут помешать претворить его в жизнь. Последнее
время Гейтлер часто смотрел телевизионные программы, и многие из них ему
нравились. Кроме этого он ежедневно покупал газеты, внимательно их читал.
Конечно, об аресте Дзевоньского и его группы в них не было ни слова. А это
означало, что полная секретность будет сохраняться до тех пор, пока спецслужбы
не найдут его самого. Гейтлер очень хорошо это знал.
Но даже опытный генерал Гельмут Гейтлер не мог себе
представить, как скрупулезно и тщательно в это время проверялась вся его
прежняя жизнь, как ее исследовали буквально по дням. Не мог он себе представить
и какое количество людей в различных частях света задействовано в этой проверке
— Америке, Перу, Германии и даже в Португалии, где Гейтлер одно время работал.
Он понимал, что Дзевоньский его сдал, но не догадывался о масштабах
последовавших поисков. В Перу «Герцог», почувствовавший слежку, сумел
оторваться от наблюдения и не вернулся к себе домой. Некоторые полагали, что он
сбежал, другие возмущались, негодовали, не верили. Но «Герцога» так и не нашли,
хотя всю его жизнь подвергли такой же тщательной проверке. В Лиму прибыли
четверо сотрудников ФСБ, чтобы еще раз проверить возможные связи «Герцога» с
генералом Гельмутом Гейтлером. Поиски продолжались по всему миру.
Гейтлер знал, что архивы «Штази» были вывезены в Москву, но
список своих собственных агентов он лично уничтожил, а поэтому не боялся, что
смогут вычислить Риту. Он теперь вообще ничего не боялся. Оставалось лишь
дождаться решающего дня…
Россия. Москва. 14 апреля, четверг
В последние дни у Дронго появилось ощущение, будто он
заведен, как будильник, который должен сработать в определенный момент. Но
минутная стрелка упрямо не желала приближаться к этому моменту, все время
оттягивая время. Он продолжал работать, ежедневно появляясь в комиссии, пытаясь
вычислить и понять, кто организовал взрыв и где следует искать Гейтлера. Все
окружающие видели его напряженное состояние. После смерти Машкова Дронго словно
превратился в робота, нацеленного на решение только одной задачи — поиск
виновных. Теперь все работали в другом здании, но продолжали поиски истины.
Даже Богемский, по-прежнему не питающий к Дронго симпатии,
невольно проникся к нему уважением, наблюдая, с каким энтузиазмом и
добросовестностью тот проверяет все документы бывшего «Штази», хранящиеся в
Москве. Дронго буквально донимал переводчиков, требуя донести до него каждую
фразу, каждое слово, стараясь не только понять смысл документов, но и найти в
них имя кандидата на роль помощника Гельмута Гейтлера.
Роль следователя часто сводят к героическому противостоянию
между ним и преступником. В кинофильмах доблестные стражи порядка обычно
преследуют и задерживают преступников, проявляя чудеса отваги. Конечно,
случается и такое, но на самом деле хороший следователь — это прежде всего
дотошный чиновник, который скрупулезно изучает каждую мелочь, обращает внимание
на каждую улику, проверяет каждый факт. Он внимательный наблюдатель и
бесстрастный исследователь, а вовсе не супермен, стреляющий с бедра. Самые
известные сыщики — Шерлок Холмс, комиссар Мегрэ, Эркюль Пуаро и Ниро Вульф
умели анализировать именно детали произошедшего преступления.
Попутно шел поиск организатора взрыва в здании
межведомственной комиссии. Над этим работала особая группа ФСБ, которая должна
была конкретно ответить на два вопроса: кто мог организовать взрыв в здании и
кто мог убить Истрина. Двенадцатого апреля, не выдержав напряжения и допросов,
сбежал один из сотрудников ФСБ, который отвечал за безопасность Андрея Истрина,
задержанного в Брюсселе. Его поиск был объявлен первоочередной задачей ФСБ, но
четырнадцатого апреля утром труп сбежавшего с двумя пулевыми ранениями был
найден в сорока километрах от Берлина.
Богемский приехал на работу в состоянии, близком к
бешенству. Ему намекнули, что он может сдать свои дела, как не справившийся со
своей работой в качестве руководителя межведомственной комиссии. Сбежавший
сотрудник ФСБ, который наверняка был причастен к убийству Истрина, мог стать
роковым пятном в карьере генерала. И последним. Именно поэтому, приехав в
четыре часа дня, он приказал вызвать к нему Дронго. Когда тот вошел в кабинет,
Богемский недовольно кивнул в знак приветствия и спросил:
— Уже слышали, что произошло?
— Да. Его труп нашли в сорока километрах от Берлина.
Кажется, в районе Биркенвердера?
— Немного севернее, — уточнил Богемский. — Что вы об этом
думаете?
— Этого следовало ожидать. Кто-то «уколол» Истрина перед
тем, как его посадили в самолет. Теперь нашелся этот конкретный исполнитель.
Жаль, что слишком поздно.
— Вы так говорите, словно радуетесь.
— Я не радуюсь. Нужно было вычислить его раньше. Но мы не
смогли…
