Вновь прибывший прошел к столику на веранде и сел рядом с
Андреем Михайловичем, кивнув ему в знак приветствия. Они были знакомы достаточно
давно и не видели смысла в официальных рукопожатиях. Из недр кафе к ним
поспешил официант.
— Что угодно сеньору?
— «Эспрессо», — ответил новый посетитель. Его водитель
остался у машины.
Официант вернулся внутрь заведения. Приехавший мужчина взглянул
на сидевшего рядом Андрея Михайловича, перед которым стояла почти пустая кружка
пива.
— Что у нас? — спросил он.
— Все нормально, — ответил Андрей Михайлович. — Офис мы
уничтожили, свидетелей убрали, документы сожгли. Осталась одна женщина, которая
меня видела, сейчас мы ее ищем.
— Это ваши проблемы, — торопливо отмахнулся приехавший, не
желая слышать подробностей. — Меня интересует, как продвигается решение нашей
задачи.
— Работаем, — отозвался Андрей Михайлович.
— Столько месяцев? — напомнил приехавший. — Вы знаете,
сколько денег мы уже потратили?
— Конечно. Но результат будет. У нас появились некоторые
проблемы. Как мы и предполагали, группу Дзевоньского спецслужбы смогли
вычислить. Эта группа вела себя слишком шумно. Все эти их перелеты, статьи в
газетах, многочисленные контакты с ненужными людьми и, наконец, убийство
несчастной женщины, которая работала в их офисе. Дзевоньский и его люди были
обречены, их рано или поздно должны были взять. План у них был интересный, но
авантюрный.
— Вы так спокойно говорите о своей неудаче, словно
расписываете мне шахматную партию.
Официант принес чашечку кофе и торопливо удалился. Он уже
понял, что эти двое назначили встречу на холодной веранде, чтобы поговорить без
свидетелей.
— Нужно быть готовым жертвовать пешками и фигурами, чтобы
победить в партии, — добродушно пояснил Андрей Михайлович. — Должен вам
сообщить, что Дзевоньский и его группа были лишь первой линией нашей атаки. У
нас в запасе — резервный вариант генерала Гейтлера. Он уже выходил со мной на
связь, позвонив мне еще первого марта. Гейтлер уверен, что российские
спецслужбы начали с ними игру. Отдаю должное его интуиции, он исчез за
несколько минут до штурма дачи. И сейчас готовит свой план самостоятельно. Даже
я при желании не смогу его найти.
— И мы должны ждать, когда он снова позвонит?
— Я дал ему другой номер телефона, о котором не знал
Дзевоньский. А прежние два сменил. Но ждать мы не будем. Нужно признать: мои
бывшие коллеги сумели доказать, что не разучились работать…
— Мне не совсем понятно, чему вы радуетесь?
Андрей Михайлович усмехнулся. Он был лет на десять или
пятнадцать старше своего собеседника. И терпеливо продолжил:
— С самого начала было понятно, что обеспечить абсолютную
секретность операции невозможно. Кто-то где-то как-то может проговориться. А
когда задействовано такое количество людей и большие деньги, возможность осечки
возрастает многократно. Поэтому было решено использовать Дзевоньского и его
группу в качестве основной ударной силы, на которую будет отвлечено все
возможное внимание российских спецслужб.
— То есть вы с самого начала знали, что используете их в
качестве подставки?
— Почти. Конечно, если бы удался их авантюрный план, было бы
хорошо. А если нет, то они должны были привлечь своими активными действиями
внимание комиссии генерала Машкова, которая была создана сразу после того, как
Хеккет передал через знакомого эксперта предложение Дзевоньского. С этой минуты
наш поляк и вся его группа по существу были под прицелом.
— Я не понимаю ваших рассуждений. Выходит, что вы тратили
наши деньги впустую, заранее зная, что у них ничего не выйдет? — разозлился
приехавший, отодвигая от себя чашку уже остывшего кофе.
— Мы не исключали такой возможности. Если бы мы не тратили
деньги, внимание спецслужб переключилось бы на другие варианты, что могло
привести к ненужным для нас последствиям. Поэтому мы так спокойно расстались с
группой Дзевоньского. А теперь готовы нанести свой собственный удар.
— «Резервный» вариант генерала Гейтлера?
— Нет. Это вторая линия прикрытия. Он, конечно, гений, но я
уже давно не верю в гениев-одиночек. Их время закончилось.
— Тогда объясните подробнее.
— Не буду. Вам нужен результат, и вы его получите. А каким
образом — это мое дело. Я не выйду за рамки составленной нами сметы.
— Ясно. Когда?
— Два месяца — предельный срок. Думаю, мы уложимся.
— Хорошо, — приехавший поднялся. — Куда переводить деньги?
Как и раньше? В «Сити-банк»?
— Нет. Об этом счете знал Дзевоньский. Я записал для вас
счета двух других банков. Эти банки не большие, о таких не пишут в газетах.
Французский и швейцарский. — Андрей Михайлович достал из кармана небольшой
листок бумаги, сложенный пополам, и протянул своему собеседнику. Тот быстро
кивнул, забирая бумагу.
— Что еще?
— Ничего. Ждать.
— Почему об аресте группы Дзевоньского ничего нет в
российских газетах? Я думал, что они используют такой шанс. Покушение на
президента. Им всем дадут за это ордена и медали.
— Все предельно засекречено. Они знают, что еще не нашли
Гейтлера, и поэтому не сообщают о своей успешной операции. Это своего рода
игра, в которой обе стороны понимают, почему противник поступает именно таким
образом. Самого Дзевоньского и его людей держат за городом в специальном центре
бывшего ПГУ. Доступ туда крайне ограничен.
— Откуда вы знаете?
— Я работал в ПГУ, — напомнил Андрей Михайлович, — и ушел
оттуда в пятьдесят два года. Вы никогда не спрашивали меня, как я оказался на
Западе и почему не остался в Москве, где сейчас снова в фаворе бывшие чекисты и
бывшие советские разведчики.
— Вы говорили, что у вас были неприятности, — вспомнил его
собеседник. — Мы ведь знакомы с вами с девяносто пятого.
— Верно. Но мои неприятности начались из-за того, что один
из руководителей внешней контрразведки ПГУ генерал Калугин оказался не очень
порядочным человеком. Некоторые даже считали, что он сдал часть наших агентов.
Я знал точно, что это не так. Калугин был слабый и не очень квалифицированный
работник. К нам тогда, сразу после августа девяносто первого, прислали
Бакатина. Тот пришел на волне революционного энтузиазма и все сразу развалил.
За несколько месяцев. А Калугин вознамерился оседлать эту волну, сделать
карьеру. Поэтому он стал еще большим демократом, чем все наши доморощенные
либералы. И сам не заметил, как подсел на американские гранты, начал получать
деньги от разных фондов, выступать на различных международных конференциях,
организованных этими фондами. И сдавать своих бывших товарищей. Даже написал
книгу, умудрившись таким образом сдать одного из наших агентов. В общем,
покатился по наклонной. Руководителем ФСБ он не стал, не та квалификация, а вот
предателем его назвать можно. Но когда он начал так себя вести, соответственно
стали трясти и его бывших сотрудников. В первую очередь выперли меня. Хорошо,
что сохранили пенсию. В девяносто третьем я получал восемь долларов в пересчете
с тех рублей. Жена у меня умерла еще в девяностом, дочь стала взрослой. Я тогда
женился во второй раз, но дочь не очень охотно приняла мою новую жену. Все это
вы хорошо знаете. Когда вы согласились взять меня в вашу службу безопасности,
то проверили мою прежнюю жизнь. Мне об этом известно. И вы знали, что я знаю. С
девяносто пятого я работаю на вас и на ваших друзей. И благодаря вам живу в
Европе уже столько лет.
