Джек повернулся к Эвелин.
— Съешь что-нибудь, Эви, — шепнул он ей на ухо. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Она взглянула на Джека. Как прекрасно было его серьезное лицо, точеный профиль и внимательные зеленые глаза. Орлиный нос, волевой подбородок и твердые, чувственные губы могли очаровать любую женщину.
— Я не голодна.
— Ты же не хочешь, чтобы отец беспокоился? К чему лишние вопросы?
Эвелин послушно взяла вилку.
Джек положил на колени салфетку и чуть коснулся бедра Эвелин. Она ощутила запах его лавандового мыла, и во всем ее теле разлилось тепло.
Казалось, ужин никогда не закончится. Слуга забрал тарелки, но Эвелин знала, что еще подадут десерт — клубнику со сливками. Она старалась не смотреть, как Джек ест душистые ягоды.
Наконец отец отложил вилку в сторону, и Эвелин вздохнула с облегчением, когда унесли десертные тарелки. Скоро в библиотеке подадут кофе, сигары и портвейн.
Она поднялась, и гости последовали за лордом Линдейлом в его богатую библиотеку. Судьи и Джек уселись у камина, а отец — в кресле у стола.
Раньше Эвелин всегда оставалась в библиотеке и подавала кофе. И хотя женщины никогда не мешали мужчинам выкурить сигару и выпить портвейну после ужина, ее отец отличался широтой взглядов и позволял Эвелин остаться. Барнс и Ботуэлл знали ее с детства и успели привыкнуть к причудам ее отца. Эвелин помогло еще и то, что оба судьи любили кофе, а она то и дело наполняла их чашки.
Но сегодня вечером все было иначе: она чувствовала беспокойство и не находила себе места. Присутствие Джека отвлекало ее и еще больше усиливало чувство вины. Прежде Эвелин с удовольствием бы послушала беседу судей с отцом. Но теперь ей казалось, будто стены сдвигаются, а высокий воротник платья медленно душит ее.
Барнс попросил еще кофе. Эвелин потянулась за полупустым кофейником.
— Боюсь, здесь уже ничего нет, милорд, — солгала она. Вместо того чтобы звонком вызвать служанку, Эвелин извинилась, схватила кофейник и выбежала из библиотеки.
Она поспешила на кухню. Ее сердце сжималось, и ей не хватало воздуха. После ужина на кухне никого не было, кроме молодой посудомойки. В воздухе стоял запах жареной баранины и картофеля. Эвелин отдала кофейник служанке, велела наполнить его и отнести в библиотеку. Девушка бросилась исполнять приказание. Но вместо того чтобы вернуться, Эвелин прошла мимо пышущей жаром плиты, длинных столов, заставленных посудой, висящих на железных крючьях кастрюль к задней двери.
Она собиралась выйти в сад и глотнуть свежего воздуха. Потянулась к ручке двери.
— Эвелин!
Она тут же узнала этот голос, и ее рука застыла в воздухе. Она медленно повернулась.
Джек стоял, опершись на стол, и не отводил взгляда от ее лица.
— Куда ты?
— Почему ты здесь? — ответила Эвелин вопросом на вопрос.
— Ты почти ничего не ела за ужином, а в библиотеке была очень бледна. Я беспокоился.
— Все в порядке. Глотну немного свежего воздуха. Возвращайся в библиотеку, Джек.
— Нам надо поговорить.
— Поговорить? О чем?
— О том, что случилось между нами в моем кабинете.
Лицо Эвелин запылало от унижения. В голове промелькнуло видение обнаженных тел на мягком ковре. Она вела себя не лучше гулящей женщины. Какой позор!
Смущение быстро сменилось негодованием.
— Не о чем говорить. Мы ведь решили, что это ничего не изменит.
Джек подошел ближе и остановился перед ней.
— Боюсь, это невозможно, Эви. Я не могу забыть то, что произошло.
«И я тоже», — подумала она.
Сердце Эвелин бешено забилось от слов Джека. С внезапной ясностью она поняла, что обманывала сама себя. После близости с Джеком Хардингом как она могла продолжать думать о своем браке с Рэндольфом Шелдоном? Разве мог другой мужчина сравниться с Джеком?
«Я влюбляюсь в него. А может быть, всегда любила?»
Эвелин поняла, что нужно делать: признаться во всем Рэндольфу и просить у него прощения. Она знала, что никогда не сможет выйти за него замуж. У нее теплилась лишь надежда остаться с ним друзьями. Эвелин дорожила этой дружбой, и, несмотря на любовный акт между ней и Джеком, несмотря на чувства к нему, она не бросит Рэндольфа, не убедившись, что он будет признан невиновным и останется на свободе. Возможно, когда она признается в своей измене, Рэндольф будет ее презирать, но она не назовет имя обольстившего ее мужчины и будет молить Рэндольфа не отказываться от услуг Джека.
Эвелин откашлялась.
— Джек, я тоже об этом думала. Но случившееся было ошибкой и не должно повториться.
Джек нахмурился:
— Мне так не показалось.
— Уверена, подобное с тобой уже происходило, и не раз.
— Нет, я никогда не занимался любовью с женщиной в своем кабинете.
— Я имела в виду другое. — Эвелин знала, что Джек пользуется успехом у женщин. — Ты сказал, что по-прежнему будешь защищать Рэндольфа.
— Тогда я говорил правду.
— Тогда?
Джек провел рукой по волосам.
— Мне будет сложно его представлять, потому что ты меня отвлекаешь. Возможно, мистеру Шелдону лучше обратиться к другому адвокату. Я знаю много опытных…
— Нет, ты обещал!
— Почему ты хочешь, чтобы его представлял именно я?
— Из-за твоего послужного списка. Потому что Рэндольф невиновен. — «Потому что я не смогу жить спокойно, если Рэндольфа обвинят в преступлении, а ты не сможешь защитить его из-за нашего романа».
— Хорошо, Эви, я постараюсь. Но это будет нелегко. — Джек улыбнулся. — Энтони и Девлин были правы.
Эвелин не поняла, что он хотел этим сказать, она почти утратила способность мыслить, когда он шагнул к ней и обхватил ее лицо ладонями.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знала, Эви. Того, что было между нами, со мною никогда прежде не случалось.
Его взгляд ласкал ее, он подошел совсем близко и провел рукой по ее шее. Его взгляд упал на ее губы, и Эвелин поняла, что он собирается ее поцеловать.
Она не стала возражать, не нашла в себе сил.
— Эви, — прошептал он.
«Да, Джек, поцелуй меня в последний раз», — мысленно согласилась она.
Его губы коснулись ее губ. Она прикрыла глаза.
В этот же миг раздался громкий стук в дверь.
Эвелин вздрогнула.
— Боже мой, кто это может быть?
— Отойди в сторону. — Джек быстро подошел к двери и распахнул ее.
На пороге стоял мужчина. На нем было черное пальто с поднятым воротником и шляпа с низко опущенными полями, поэтому Эвелин не сразу узнала его.
