Среди этой суеты она хотя бы раз в месяц навещала ребенка Лаврентьевой, забирала его на несколько дней к себе, ощущала себя и впрямь родной тетей. Со временем несколько дней превратились в недели, и даже уже пришлось найти няню, чтобы помогала с Сашкой, когда Альбина была занята. Она любила засыпать рядом с ним, любила чувствовать его маленькие ручки на своей груди, слышать его сопение под ухом. Он стал центром её общения, она рассказывала ему обо всех своих переживаниях, словно он мог понять. Но только ему она и доверяла, чувствуя в этом маленьком невинном человечке единственную родственную душу.
Добавив своих денег, она прибрела для Саши неплохую квартиру, нашла жильцов. К деньгам с квартиры прибавлялись и её подарки, так что дом Лаврентьевых был завален всем необходимым для растущего парнишки. Родители Лаврентьевой её новой жизни немного стеснялись и навещали редко, все больше в себе зазывали. Она их понимала и шла на уступки. Со своими родными родителями она иногда созванивалась, каждый раз чувствуя неловкость. Разговаривала в основном с отцом, но скованность его на эмоции была так очевидна, что разговоры эти случались все реже и реже. Если он и переживал за неё, то совершенно не умел этого выразить. И так уже получилось, что с Антониной и Кондратием ей было гораздо легче общаться, чем с родными.
Со слов стариков она знала, что иногда Сашу навещает в деревне Симонов. В городе он этого никогда не делал и вообще не звонил. Как это обычно и бывает, живя в одном огромном мегаполисе, они ни разу нигде не пересеклись. Альбина так и не узнала, что он о ней думает и так не смогла оформить во что-то ясное и понятное свои чувства к нему.
Напившись допьяна вина прежней жизни, она ощутила легкое похмелье, которое со дня на день становилось все более и более тяжелым. Жизнь уже не казалась такой распрекрасной, слава и деньги не радовали, мужские тела раздражали все больше и больше, каждая связь приводила вновь к отвратительно изнуряющим снам, после которых хотелось бежать под душ и смывать с себя полученную грязь жалкой имитации любви.
Не найдя ни смысла, ни удовлетворения в возвращенной жизни, Альбина стала думать о полной смене декораций. Дорогу к собственным ощущениям пришлось искать опять-таки с помощью Анны Себастьяновны, которая дала ей возможность выговорится, определить, что именно её не устраивает и чего ей не хватает.
Разговоры эти получились тяжелые, Анна, видя состояние Альбины, не жалела её, выворачивала своими вопросами наизнанку, заставляла признаться самой себе в собственных заблуждениях, сомнениях и страхах. Но одну сферу её мира Анне так и не удалось раскрыть и вывернуть — сферу чувств, любви, секса. Тут Альбина не могла ничего сказать и словно поставила внутри себя такой замок, пароль к которому не знал никто. Ясно было, что за замком этим твориться полный хаос, но без наведения порядка невозможно было определиться, куда двигаться. Анна была недовольна результатом, понимая, что пока Альбина не разберется с отношением к самой себе, она не сможет полноценно раскрыться. Альбина же так боялась боли, спрятанной за этим замком, что решила пока остановиться на достигнутом.
Итогом этой череды бесед стало решение Дормич развернуть свою деятельность в совершенно другое русло. Картинка, которая нарисовалась в её голове в качестве мечты, имела вполне конкретный вид и значение. Это был центр для помощи таким, как она. Людям, потерпевшим маленькие или большие изменения в своей внешности, страдающие тяжелой адаптацией к новой жизни. Это могли быть молодые девушки с уродливыми шрамами на лице, калеки, да кто угодно, нуждающиеся в поддержке. Альбина хотела привлечь к работе психологов, пластических хирургов, косметологов. Естественно, для этого требовались специалисты, оборудование и вообще много чего, но она была уверена, что дело пойдет и будет приносить ей удовлетворение. При этом Альбина решила взять кредит, так как хотела одновременно продолжать выпуск аксессуаров, тешивших её не угасший интерес к миру моды. Проект заинтересовал многих людей, она привлекла прессу, организовала фонд в поддержку этого центра, заполнила свою жизнь столькими делами, что не замечала, как засыпала по вечерам, едва прикоснувшись к подушке.
И только замок с паролем так и остался запертым. Она обнаружила, что при отсутствии секса выворачивающие сны не тревожат её, и свела в итоге этот провоцирующий фактор к минимуму, практически к нулю.
Глава 21
Альбина сидела в машине и ждала Симонова уже второй час. В отделении ей сказали, что он не дежурит сегодня, то есть вот-вот должен уйти домой. Что его там задержало? Она припарковалась около его машины и все выглядывала, не появился ли он у выхода. Почему-то смелости позвонить у неё не хватало. После такого долгого молчания только взгляд в глаза мог подсказать, имеет ли смысл продолжать общение. Повод для общения был. С идеей центра родилась и идея привлечь Симонова к работе. Булевский и Анна Себастьяновна, само собой, были наипервейшими кандидатами, но Булевский согласился лишь на позицию консультанта, не хотел оставлять свой ожоговый центр. Альбине нужен был хирург, готовый возглавить клиническую работу. Лучшего повода пообщаться с Тёмой и не придумаешь. А увидеться хотелось, страшно хотелось, не хотелось лишь признаваться в этом самой себе.
Он, наконец, появился, задумчивый, с выражением какой-то хмурой сосредоточенности. Он не заметил Альбину и уже вставил ключ в дверь своей машины, когда она окликнула его. Он был похож на встревоженную птицу, когда услышал знакомый голос. Было заметно, как тело его замерло на секунду, лицо напряглось, но через мгновение Артем уже обернулся в её сторону, прищурившись, словно от яркого солнца.
— Привет, Тёма. Как дела?
— Пойдет.
— А я тут тебя жду. Деловой разговор есть, если не возражаешь.
— Деловой разговор? С Сашей проблемы?
Симонов сразу тревожно нахмурился, как будто не сомневался, что в один прекрасный день возникнут проблемы с этой стороны.
— Нет, с ним все в порядке. Да ты и сам это знаешь, ведь навещаешь его. Не то что меня.
Он пожал плечами, не желая даже обсуждать эту тему. Если с Сашей все в порядке, что ей еще от него может понадобиться?
— Ты не возражаешь, если мы поговорим в машине или, еще лучше, где-нибудь поужинаем и все обсудим?
— А что обсудим?
— Есть что, раз я здесь. В конце концов, ты что, боишься меня? — она засмеялась, пытаясь снять напряжение, повисшее в воздухе.
Он медлил с ответом, прислонившись к машине, запрокинув голову, вглядываясь в вечерние облака.
— Куда ты хочешь поехать?
— А что здесь есть поблизости приличное? Тебе лучше знать, ты здесь работаешь.
— Не знаю, что для тебя значит слово «приличное».
— Ой, Артем, брось! Не усложняй то, что и без тебя непросто. Хочешь, поедем ко мне? Самое спокойное место.
Он опять равнодушно пожал плечами.
— Я поеду за тобой.
