Мы еще немного помолчали, после чего во мне пробудилась
совесть, и я вспомнила, что Севке надо бы отобедать, да и мне тоже.
Набив желудки до отказа, мы вышли на улицу.
– Ты на машине? – спросил Севка.
– Да, если не возражаешь, я тебя провожу.
– Конечно, не возражаю, – улыбнулся он.
– Прогуляемся? – Я взяла его под руку, и мы
направились через площадь.
– Снова будешь вопросы задавать? – еще шире
улыбнулся он.
– Нет. Не буду. Вижу, тебе это не нравится.
– Мне не нравится, что ты интересуешься всем этим. Люди
помнят, чья ты жена. Вполне возможно, слух о том, что ты задаешь вопросы,
дойдет до тех, кому это покажется очень интересным.
– И что?
– Ты не хуже меня знаешь, что.
– Будем считать, нездоровое любопытство я
удовлетворила, и теперь мы просто гуляем.
Он обнял меня и сказал насмешливо:
– Не могу поверить… Я рад, что ты больше не сидишь
взаперти, даже если тебе и пришла фантазия стать сыщиком. Ты улыбаешься,
держишь меня за руку и даже пробуешь шутить.
– Неважно выходит?
– Я же сказал: уже кое-что. Я люблю тебя, пускай не
так, как раньше, по-другому, но все равно очень люблю и хочу, чтобы ты
улыбалась.
– Спасибо, – серьезно сказала я и поцеловала его.
Я проводила Севку до работы и через парк вернулась к машине.
В парке было прохладно, старички сидели на скамейке и приглядывали за
расшалившимися детишками. Я устроилась в траве под огромной липой, запрокинула
голову и стала смотреть в небо. «Севка прав, какое отношение убийство на Катинской
может иметь к Илье, а тем более ко мне самой?»
– Никакого, – вслух ответила я.
Однако то, что я почувствовала, натолкнувшись взглядом на
заметку в газете, очень напоминало озарение. А интуиция подсказывает, что в
этом что-то есть. Я засмеялась.
– Чепуха, конечно. Хотя, может, и не чепуха. Севка
считает, убийство было выгодно многим. И устранение Ильи – тоже. Вдруг некто
очень мудрый каким-то образом соединил все это в тугой клубок, задействовав к
тому же мою машину. Пусть это выглядит глупым, но останавливаться на полпути и
даже в самом начале – я не люблю. А там посмотрим.
Я поднялась, отряхнула юбку и заспешила к своей «девятке».
По дороге заехала в магазин и купила себе платье. Нежно-голубое. Оно очень шло
к моим глазам, я улыбнулась, глядя в зеркало, и даже подмигнула своему
отражению. Снимать платье не стала, расплатилась и поехала домой.
Квартира показалась мне темной и пыльной.
«Точно склеп», – подумала я. Открыла окна, потом,
прихватив телефон, вышла на лоджию. Через 09 узнала нужный мне номер и терпеливо
слушала длинные гудки, наконец трубку сняли.
– Простите, – сказала я. – Могу я поговорить
с В. Артемовым?
– С Володей? Он у нас уже давно не работает, около
года.
– А где его можно найти? – ласково спросила я.
Мужчина на другом конце провода задумался.
– Я дам вам его домашний телефон, попробуйте позвонить.
Судя по номеру, с Артемовым мы жили в одном районе, как
выяснилось через некоторое время, в трех троллейбусных остановках друг от
друга. Трубку снял ребенок, по голосу мальчик лет пяти.
– Артемова можно? Володю…
– Сейчас, – важно ответил он и позвал: – Пап…
– Слушаю. – Голос звучал странно, точно мужчина
дышал с трудом.
– Извините, – начала я не без робости. – Пять
лет назад вы написали статью об убийстве на Катинской, не могли бы мы
встретиться и поговорить?
– О чем? – удивился он.
– Мне трудно объяснить это в двух словах. Я не отниму у
вас много времени, а для меня этот разговор очень важен.
– Кто вы? Журналистка?
– Нет. Извините, мне действительно сложно объяснить,
кто я и почему интересуюсь этим убийством. Может быть, мы все-таки встретимся и
поговорим?
– Я думал, все уже забыли об этом убийстве, столько лет
прошло.
– Собственно, меня интересует другое убийство,
происшедшее в ту же ночь. Что-то подсказывает мне, что они как-то связаны.
– А-а, вы имеете в виду дело Летчика? – Я не сразу
сообразила, что речь идет об Илье, в моем присутствии никто и никогда не
называл его так.
– Да, если Летчик – это Илья Верховцев.
– Понятно… Он ведь должен скоро выйти на свободу. Так?
А вы кто?
– Я его жена… бывшая.
Он думал полминуты, не меньше, потом сказал:
– Что ж, давайте поговорим, правда, я не знаю… Хорошо.
Я освобожусь через час. Живу на Мичурина, за гастрономом скверик, вот там и
встретимся, если не возражаете.
– Не возражаю, – обрадовалась я.
– Значит, через час, – вздохнул он.
Я выпила кофе и потянулась за сигаретами. Если нет силы воли
разом порвать с пагубной привычкой, следует себя контролировать и время от
времени шлепать по рукам. Сейчас, например, как раз такой случай. Я отшвырнула
сигареты в сторону и расслабленно сидела в кресле, наблюдая за птицами и
поглядывая на часы. Через сорок пять минут торопливо покинула квартиру.
Скверик был совсем маленький, десяток деревьев, кусты, узкие
асфальтированные дорожки. Собачий рай.
На единственной скамейке возле входа сидел мужчина в
полосатой футболке и читал газету, то и дело поправляя очки с толстыми линзами.
Рядом весело носился персиковый пудель.
– Вы Володя? – спросила я, подойдя ближе, пудель
принялся тявкать, а мужчина поднялся, кивнул мне и спросил:
– А вы – Анастасия, я не ошибся?
– Нет, но лучше Ася, привычнее.
– Присядете или прогуляемся?
– Лучше прогуляемся, – кивнула я. И мы пошли по
асфальтовой дорожке, пудель весело несся впереди.
– У меня сразу вопрос: почему вы считаете, что убийство
на Катинской как-то связано с делом вашего мужа?
– Я не считаю, – подумав, ответила я и попыталась
объяснить,
почему это убийство меня заинтересовало.
Он слушал внимательно, иногда кивал и шел рядом со мной по
траве, потому что дорожка была очень узкой.
