– Самое страшное позади, – помолчав, сказал
он. – Осталось две недели. Две недели ты можешь выдержать? Без коньяка и
ночных истерик?
– А что изменится через две недели? – жалобно
спросила я, а Сашка пожал плечами.
– Он вернется.
– И что? – Я стиснула рот рукой, боясь, что опять
разревусь.
Сашка долго смотрел на меня, очень долго, за это время я
немного успокоилась, прикрыла ладонью глаза от света и стала смотреть в никуда,
а потом попросила:
– Ладно… Прости меня. У тебя своих забот полно. Я веду
себя как последняя дура. Прости.
– Какие у меня заботы? – хмыкнул он, вытянулся
рядом, обнял за плечи и стал гладить мои волосы.
– Помнишь, я болела корью… – неожиданно спросила
я. – В каком классе?
– В детском саду. В подготовительной группе. А что?
– Ничего. Просто подумала… Как давно это было…
Тогда я вроде бы шла на поправку, и мама выписалась на
работу. Сашка жаловался на головную боль, и родители на всякий случай оставили
его дома. Мы играли в разбойников, прыгали с шифоньера на диван, разучивали на
пианино «собачий вальс» и вообще веселились от души. К обеду у меня вдруг
поднялась температура, я задыхалась и тряслась в ознобе. Сашка позвонил маме, а
потом сидел рядом со мной, вцепился в мою руку обеими руками и смотрел
испуганно.
«Сашка, я ведь не умру?» – перепугалась я так, что начала
заикаться, а он затряс головой и сказал:
«Нет. Чего ты? – А потом добавил: – Я тебя люблю.
Очень».
«И я тебя», – ответила я, и это было сущей правдой.
Я всегда его любила, больше, чем родителей, больше, чем
бабушку, больше всех… до некоторого времени. А в Сашкиных глазах, когда он
смотрел на меня, с тех пор где-то в самой глубине зрачка таился страх. Я
прижалась к нему и сказала:
– Я люблю тебя…
– Все будет хорошо, – повторил он и поцеловал мои
волосы. – Вот увидишь. Он вернется, и все будет хорошо.
– Он ни разу не написал мне, – всхлипнула
я. – Он не хотел меня видеть. Он считает, что я во всем виновата. И это
правда.
– Что правда? – вздохнул Сашка.
– Все. Если бы не я…
– Вот что… – Он поднялся. – Давай-ка выпьем.
Коньяк еще остался. И поговорим.
Сашка сходил на кухню, вернулся с двумя рюмками и бутылкой,
поставил их на тумбочку, неторопливо разлил коньяк.
– Давай… за нас.
Я выпила и опять легла, закинула руки за голову и уставилась
в потолок.
– Ведь он не убивал… – сказала я скорее себе, чем Саше.
– Конечно, нет, – кивнул он.
– Но его посадили…
– Менты имели на него большой зуб, и вдруг так
подфартило… Грех было не воспользоваться…
– А я… я только все испортила… – чувствуя, что опять
скатываюсь в истерику, прошептала я.
– Ты хотела его вытащить. Только за него взялись
всерьез и серьезные люди. Тебя допрашивали двенадцать часов почти непрерывно.
Кто смог бы выдержать такое?
– Я… я должна была выдержать.
– Чепуха. Ни ты, ни я, ни он сам… Улики налицо, менты
довольны. Это ж было не расследование, а рождественский подарок. Оружие, из
которого только что стреляли, в его машине, и сам он в сотне метров от дома,
где совершено преступление, в этой самой машине задержан через десять минут
после убийства. Твои показания ничего бы не изменили.
– Но ведь он не убивал?
– Нет. Мне он врать бы не стал. Да и на кой черт ему
убивать этого придурка?
– Все решили по-другому…
– Забудь. Это не имеет значения.
– Он тоже так решил, – упрямо сказала я. – Он
меня бросил. Скажи, за что?
– Не начинай все сначала, – нахмурился
Сашка. – Ты все знаешь не хуже меня. Его подставили, да так ловко, что у
него не было шансов выкрутиться. Ни одного шанса. Он не был бы самим собой,
если бы сразу сдался, но и он не верил, что выкрутится. Слишком многим
хотелось, чтобы он сел.
– Он бросил меня, – зарываясь лицом в подушку,
напомнила я. – Он считает, что я его предала…
– Чушь собачья. Он не бросил, а сел в тюрьму. И он не
хотел тебя связывать на долгие годы. Не такой он человек. Согласен, у него не
очень хороший характер, но винить тебя он бы никогда не стал.
– А может, ему просто наплевать…
– Вот что, – вздохнул Сашка. – Давай-ка
спать. Если не возражаешь, я останусь у тебя.
– Хорошо, постелю тебе на диване. – Я поднялась, а
Сашка ушел в ванную. – Как твои дела? – догадалась спросить я, когда
он уже лег.
– Мои дела? Нормально. Как же еще?
– Где ты был?
– Когда? – не понял он.
– Я хочу сказать, откуда ты ко мне приехал?
– А-а… Так, посидели в одном месте… перекинулись в
картишки. Отправился домой, вижу, у тебя свет горит, вот я и позвонил…
– Его ждут? – без всякой связи спросила я.
– Кто? – вроде бы удивился Сашка.
– Не знаю… Кто-то… Например, те люди, которым очень
хотелось, чтобы он оказался в тюрьме… Это опасно, да?
Сашка лежал, глядя в потолок, потом повернулся ко мне и
заговорил очень серьезно:
– Послушай меня, пожалуйста. Когда он сел, нам здорово
досталось: тебе, мне, всем, кто был с ним. Тигр в клетке, шакалы воют… Не мне
тебе рассказывать, что было. Время прошло, и ничего не вернуть: он отсидел за
убийство, которое не совершал. И он возвращается.
– Просто возвращается? – уточнила я.
– Да. Именно так. Он не хочет мстить, если ты об этом.
И не собирается искать тех, кто его подставил. Он просто хочет жить. Это
понятно?
– Конечно, – усмехнулась я. – Если бы речь
шла о ком-то другом.
– Ты можешь относиться к этому как угодно, но все
обстоит именно так.
– Выходит, он здорово изменился, – усмехнулась я.
– Не он один. Мы все изменились. А ему досталось больше
всех.
Я посмотрела на фотографию на стене, не выдержала и
заревела, кусая пальцы.
– За что? Скажи, за что он так поступил со мной?
