Тут я поймала себя на мысли, что в третий раз перечитываю
один и тот же абзац. «Второго июня во втором часу ночи на улице Катинской, дом
номер 7, совершено жестокое убийство…» Я прочитала заметку еще раз. Странно, об
этом убийстве я ничего не слышала, впрочем, чего ж странного, не о том голова
болела. В газете этому убийству отвели совсем немного места, хотя такое в нашем
городе случалось редко: четыре трупа: хозяин, два его гостя и телохранитель,
еще два тяжелораненых охранника скончались позднее, один по дороге в госпиталь,
другой на следующий день в больнице. В заметке прозрачно намекалось на
бандитские разборки. Никто из убитых знаком мне не был, я даже никогда о них не
слышала. Интересно… Я тщательно просмотрела последующие номера газет… Ничего…
Странно, кровавое убийство, в общей сложности шесть трупов – и маленькая
заметка в газете… зато об Илье писали много и обо мне тоже… Когда появилась
идея «убийство на почве ревности», мне пришлось несладко… Знакомство с Андреем,
работа над портретом, показания свидетелей. Анонимный доброжелатель позвонил по
телефону, Илья поехал к другу с намерением задать ему пару вопросов, тот дал на
них исчерпывающий ответ, Илья выхватил пистолет и дважды выстрелил… Чушь,
господи, какая чушь… Да, наша история, как видно, произвела впечатление, во
всех газетах публиковалось одно и то же… Впрочем, и кровавому убийству на улице
Катинской некто В. Артемов посвятил довольно большую статью. Я стала ее читать,
одновременно пытаясь понять, почему она так меня заинтересовала.
В статье о самом убийстве говорилось мало, общие фразы о
криминальной обстановке в стране и конкретно в нашем городе… Улица Катинская…
где-то я видела такую табличку… что-то очень знакомое…
– Вы закончили? – Кажется, мне вторично задали
этот вопрос, я не сразу сообразила, что стою возле стола библиотекаря.
– Да… – ответила я с трудом и пошла к выходу.
Черт, голова невыносимо болит… В машине я закурила, глядя на
редких прохожих, и не спеша тронулась с места.
Знакомые улицы, проспект, универмаг, я свернула и не
удивилась, оказавшись возле дома Андрея. Обычный двухэтажный дом с одним
подъездом. На балконе, где он когда-то любил загорать на надувном матрасе,
висело детское белье. Другие люди, другая жизнь… Только не для меня… Где,
сказал парень, стояла моя машина? На углу Перекопской?
Я проехала еще немного и притормозила. Что ж, место выбрано
правильно, приди мне в голову укрыть машину от посторонних глаз, отправляясь к
Андрею, непременно оставила бы ее здесь. Только в ту ночь я никуда не уезжала,
стояла возле окна, таращилась в темноту и ждала мужа. А мой ночной собеседник
утверждает, что видел мою машину здесь.
Я вышла и огляделась. Пересечение двух улиц, слева парк.
Если в ту ночь Илья действительно был в парке, мог он видеть мою машину? Я
немного прогулялась. Вот с этой аллеи ее хорошо видно… днем. А ночью? Здесь два
фонаря, рядом с одним как раз сейчас стоит моя «девятка», вопрос: горит ли этот
самый фонарь по ночам, а главное, горел ли он тогда, пять лет назад?
Допустим, Илья видел мою машину, ну и что? Некто сообщил ему
грязную сплетню обо мне и Андрее?.. Господи, Илья никогда бы этому не поверил,
даже если бы увидел мою машину не один, а сотню раз… Он простился со мной,
уехал… а дальше – тайна за семью печатями.
Я вернулась к машине, взялась за дверцу и замерла,
разглядывая дом напротив. Распахнутые окна второго этажа, горшки с геранью…
тишина, провинциальный уют. Я хлопнула дверцей, прошла во двор и села на
скамейку возле детской площадки. Мальчишка лет пяти с шиком проехал по луже на
велосипеде, подняв море брызг, а я засмеялась, загораживаясь от них руками.
Потом поднялась и пошла через двор, но не к машине, а прямо, к стареньким
особнякам, тонувшим в кустах акаций. Когда-то я любила такие места, подолгу
сидела в маленьких двориках, кормила голубей и рисовала.
На рисунках выходило всегда одно и то же: раскрытое окно,
белая занавеска, герань и кусты акации.
Я облокотилась на деревянный палисадник, улыбаясь своим
мыслям, подняла голову и увидела цифру «семь» над подъездом. Повинуясь
безотчетному порыву, покинула двор, ища глазами табличку. Налицо был явный
дефицит табличек на данной улице. Я прошла домов пятнадцать, прежде чем
заприметила надпись на одном из них: красной краской размашисто кто-то вывел «улица
Катинская», а поверх красной надписи – оранжевая: «улица 8 Марта». Я
присвистнула и пошла навстречу дворнику. Он не торопясь сгребал мусор возле
контейнеров. Я извинилась и спросила:
– Не скажете, улицу давно переименовали?
– Да уж года три будет, – весело ответил усатый
дядька с красным носом, прекрасно гармонировавшим с яркой футболкой и надписью
через всю грудь на английском «Люби меня».
– А чем не угодило старое название? – улыбнулась
я.
– По мне, что старое, что новое, все едино… Но умные
люди, видно, по-другому думают. Катинская какая-то революционерка была, не
помню, чем знаменитая, вроде застрелила какого-то царского генерала или еще
кого… На первом доме доска висела с разъяснением, но я, честно сказать, забыл,
что там про это сказано было, хоть и читал. А так как революционеры теперь не в
чести, доску сняли, и называемся мы теперь «8 Марта».
– Ясно, – покачала я головой. – Что ж, 8
Марта тоже неплохо.
– Неплохо, – отозвался он.
– А где седьмой дом, не скажете?
– Так вы от него идете, он в той стороне.
– Спасибо.
– А зачем вам седьмой дом? – вдруг заинтересовался
дядька. – Там сватья моя живет…
– Давно?
– Второй год.
– Жаль. – Я опять остановилась, а дядька отставил
метлу в сторону и взглянул на меня с интересом. – Хотела кое-что узнать о
том убийстве… Может, слышали, пять лет назад в этом доме расстреляли людей из
автоматов. Я из газеты, собираю материал.
– Как не слышать, слышал. – Интерес дядьки заметно
упал. – И из газет приходили. Только чего узнавать-то? Давным-давно это
было. Одни бандюги убили других, ну и… земля им пухом. Стрельба-то ого-го была,
из автоматов пальнули… шесть трупов, страсть…
– Четыре трупа, – поправила я, – двое умерли
в больнице.
– Все равно страсть, – сурово нахмурился
дядька. – А вы женщина молодая, симпатичная, а такими историями
интересуетесь.
– Так ведь работа у меня. – Я улыбнулась с
возможной теплотой.
– Работа… знаете, как бывает: узнаешь чего лишнее – и
того…
– Что того? – подняла я брови в крайнем изумлении.
