Филипп шлепал по улицам босиком, на него смотрели подозрительно-насмешливо, но косые взгляды почему-то вызывали не стыд, а веселье. Дом Арины находился недалеко от парка, Филипп жил на другом конце города. Арина настояла, чтобы Филипп подождал ее во дворе, она сбегает за какой-нибудь папиной обувкой. Папа и мама оказались дома.
— Дай на время свои кроссовки, — торопливо попросила Арина отца. — И носки.
— Зачем? — насторожился папа.
— Кому? — уточнила мама.
Арина спешила, почему-то боялась, что Филипп может уйти, не дождаться. Ей хотелось поскорее хоть как-то загладить свой идиотский промах.
— Это одному парню, — быстро объясняла Арина. — Он утопил свои кроссовки, то есть утопил одну, потому что думал, что я утопила сначала другую, а я не топила, просто глупо пошутила.
Родители ничего не поняли.
— Какому еще парню? — спросил папа.
Мамин вопрос, как всегда, был точным:
— Где этот парень?
— Сидит во дворе, — махнула рукой в сторону балкона Арина. — Папа, у тебя, кажется, есть новые кроссовки? Дашь? Только подойдет ли размер?
Родители, не отвечая, прошествовали на балкон. Арине ничего не оставалось, как последовать за ними. Она помахала рукой Филиппу, он помахал в ответ.
С высоты третьего этажа родители не могли хорошо рассмотреть парня, но существенные нарушения заметили.
— Почему он босой? — спросил папа.
— Я же объясняла! — вспылила Арина. — Мы катались на лодке, Филипп выбросил кроссовку в воду, думал, что я другую утопила. Он думал, потому что я сказала, а я сказала для игривости. Что тут непонятного?
— Все! — ответил папа.
Мама, видя дочь в непривычном возбуждении, решила, что к объекту волнения Арины надо присмотреться внимательнее.
— Пусть босой мальчик поднимется в квартиру, — постановила мама.
Так получилось, что после первого же свидания родители Арины познакомились с Филиппом. Когда история с утопленными кроссовками была восстановлена, над Ариной потешались в три голоса. Правда, Филипп быстро переметнулся, стал говорить, что шутка была прикольной, просто он не въехал. Родителям Филипп понравился.
Арина и Филипп виделись каждый день. Он норовил заглянуть в кондитерский цех во время работы, а после смены они гуляли по городу, обедали в кафе, ходили в кино — не расставались до позднего вечера. У Арины росло и крепло чувство, которое она назвала бы не любовью, а родственностью.
Однажды она так и сказала Филиппу:
— Ты мне точно родной! Как брат-близнец. Будто нас разлучили в детстве, а теперь мы встретились и понимаем друг друга с полуслова и наговориться не можем.
Филиппа ее признание не порадовало.
— Только фараоны женились на своих сестрах, — сказал он.
Арина вспыхнула, услышав это замаскированное объяснение в любви, и смущенно возразила:
— Чем плохи фараоны? Они те же цари.
— Фараоны выродились, — напомнил Филипп.
— А я на экзаменах провалюсь, — вздохнула Арина без всякой связи с предыдущей темой. — Мама и папа мечтают, чтобы я в институт поступила, но ничего не выйдет.
Арина все свободное время проводила с Филиппом, учебников так и не открыла.
— Хочешь, я вместе с тобой буду поступать? — великодушно предложил Филипп.
— Правда? — обрадовалась Арина. — Там есть механический факультет.
— Мы провалимся оба, — продолжал Филипп, — и твоим родителям будет не так обидно.
Но они, к большому удивлению, поступили. На устных вступительных экзаменах нужно было хоть экать, хоть бэкать, хоть мычать — только не молчать. Письменные экзаменационные работы, наверное, никто и не читал. Филиалу института требовалось выполнить план набора коммерческих студентов, и брали всех без разбора, лишь бы плату внесли.
Арина и Филипп были уверены, что вылетят после первой сессии, и снова ошиблись. Деньги решали все. Только за экзамены теперь платили не в кассу, а сбрасывались, староста группы передавал деньги преподавателям, те рисовали в зачетках положительные оценки. Ситуация повторилась и в летнюю сессию. Ребята могли себе позволить потратиться на экзамены, хотя сама по себе ситуация с липовой учебой отдавала бессмысленностью — платить деньги за незнание, за корочку в будущем, за студенческий отпуск? Через два года филиал в их городе закрыли, и сдавать сессию нужно было в Москве. Там вовсю катил тот же конвейер поборов перед экзаменами.
Справедливости ради нужно сказать, что в столице некоторые предметы и спецкурсы по хлебопечению заинтересовали Арину, она ими увлеклась и сдавала экзамены честно, без денег. Филипп тоже почерпнул немало полезного в дисциплинах по ремонту, монтажу и сервисному обслуживанию хлебопекарного и кондитерского оборудования. Преподаватели были винтиками в давно отлаженной системе, хорошо зарабатывали на незнании студентов, но, истосковавшись по настоящим ученикам, если видели мало-мальскую заинтересованность в своих предметах, горячо откликались.
Филипп и Арина поженились на втором курсе. Во время подготовки к свадьбе Арина гораздо больше пыла и заинтересованности выказала свадебному караваю, чем подвенечному платью. Что платья? Они все красивые, одно другого наряднее, ошибиться невозможно. Другое дело — каравай. Арина раззадорила профессиональную гордость сослуживиц. Десять раз поссорилась и помирилась с товарками, рыдала и доводила до слез технолога. И все-таки они добились нужного вкуса теста, испеченный свадебный каравай своим украшением напоминал покрытую лаком деревянную скульптуру, вырезанную рукой мастера. Рецепт этого каравая потом взяли в ассортимент, в продаже он значился как «Каравай свадебный элитный», а в цехе его все называли «Аришкин». После успеха с караваем Арина попыталась внедрить и другие свои задумки, но столкнулась с жестким и безоговорочным сопротивлением коллег. Одно дело — свадьба у самой молодой сотрудницы, тут все костьми легли и капризу потакали. Другое дело — всякую блажь на поток ставить. «Из яиц и курочки сделает и дурочка», — напомнили Арине поговорку. А им нужно было извернуться без яиц и курочки, да с большим припеком работать.
Загодя было решено, что Филипп переезжает к Арине. У нее была своя комната, а Филипп в точно такой же двушке делил комнату с сестрой и братом, родители — в соседней. Но накануне свадьбы кто-то спросил Филиппа: «В примаки идешь?» Он не понял, посмотрел в Интернете, что такое «примак». Словарь Даля не порадовал: примаком называют зятя, принятого в дом тестем. Примак — он же призяченый, влазень и животник.
— Я влазнем не хочу быть! — заерепенился Филипп. — Тем более — животником!
Его строптивость Арине показалась глупой, о чем она прямо и заявила. Но Филипп стоял на своем — как-нибудь поместимся у моих или давай комнату снимать. Обычно покладистый и мягкий, Филипп вдруг уперся — не сдвинешь. Нашла коса на камень.
