Она взяла свою книжку и вышла.
В холле встретился Давыдов. Она ничего не сказала, он мрачно поздоровался и прошел. Дверь в отделение отпер ключом. «Нинка, конечно, дала. И, конечно, за деньги», — подумала Альфия.
В кабинете она поставила Фицджеральда на место. Позвонила в отдел кадров. К счастью, там кто-то еще оставался.
— Это Левашова. Будьте любезны, мне нужен домашний телефон нашего доктора. Сурин. Дмитрий Ильич. У вас только мобильный? И у меня тоже. Что-что? Нашли? Большое вам спасибо.
Она записала телефон и долго сидела, рассматривая короткую строчку цифр. Потом решилась и быстро набрала номер.
— Дмитрий Ильич? Вы дома? Что вы говорите? Что не успели написать заявление об уходе? В таком случае вам необходимо срочно приехать в больницу. Да. Прямо сейчас. Очень срочно. Мне наплевать, что автобус не ходит. Обязаны явиться хоть на метле, если не хотите, чтобы я отдала вас под суд.
Выслушав ответ, она выдохнула и положила трубку.
Нинель вошла и внесла на подносе больничный ужин.
— Приедет? — спросила она.
— Пусть только попробует не приехать. Я его из-под земли достану.
Альфия придвинула поднос и стала торопливо есть, давясь и чертыхаясь.
Настя
«Боже, каким бы облегчением было никогда больше не думать, где Настя! С кем она гуляет, где ест, где спит, что делает… — думала Лариса, бесцельно кружа по комнате. — Какие есть на свете счастливые люди! Они могут доверять своим детям. Вот сейчас сбежала из больницы. Где ее искать? Всех знакомых — бывших и настоящих — обзвонили. В милиции говорят, явится, как нагуляется. Слава богу, в моргах никого похожего на нее нет. А может, еще не нашли тело». Лариса скривила рот, но так и не смогла заплакать. Сколько можно плакать? Разве Настя исчезает первый раз? И раньше, бывало, не приходила домой по два-три дня. Пока не разыщут в какой-нибудь компании, так и не звонит, и не приходит…
Звонок. Лариса взяла телефон. Откуда звонят? Что ее ждет? Незнакомый номер. Она или о ней? Внутри все задрожало.
— Я слушаю, говорите!
И вдруг — Настин голос.
— Мама, это я.
«Господи! Жива!»
Лариса закричала:
— Доченька, где ты находишься? С кем? Мы тут с Ираклием чуть с ума не сошли! И главное — куда за тобой приехать, скажи!
Жуткая холодность в Настином тоне:
— Не надо на меня кричать! И приезжать никуда не надо. Я все равно адрес не скажу.
Как хорошо, что Лариса научилась держать себя в руках!
— Зачем же ты тогда звонишь? Сказать, чтобы мы не беспокоились? Через три дня после того, как ты исчезла?
Вошел Ираклий. Лариса прикрыла рукой микрофон.
— Настя объявилась.
Он хотел с ней поговорить. Лариса не дала.
— Подожди, я сама.
Настя услышала и решила высказаться сразу по существу.
— Мама, мне нужны деньги!
Ираклий подошел и встал так, чтобы слышать весь разговор. Настя уверенно потребовала довольно крупную сумму.
Лариса вопросительно посмотрела на Ираклия.
— Пусть приедет за деньгами домой, — довольно громко сказал он.
— Слышу-слышу, твой муженек меня шантажирует, — Настя, казалось, нисколько не волновалась. — Домой не приеду, вы меня запрете. Я хочу с тобой, мамочка, встретиться в метро.
Лариса тянула время.
— У нее, наверное, деньги кончились! — прошептала она на ухо мужу.
— Скорее вернется, — заметил он.
— Что, мамочка, сама деньгами распорядиться не можешь? — прозвенел в трубке ехидный голосок. — А раньше орала, что ты в доме добытчица.
— Настя, ты разве забыла, как я работала день и ночь?
— Она тебя специально провоцирует, — сказал Ираклий.
— Она что, ничего не помнит?
В трубке раздался нежный смех.
— Конечно, мамочка, помню. Орала ты и лупила меня будь здоров!
— Все, хватит нести ерунду! Будет так, как решит Ираклий. У меня денег нет. Хочешь их получить, значит, скажешь, куда нам приехать.
— А ты, мамочка, сука!
— Настя! Настасья!
В ответ — гудки.
— Ну вот. Чего мы добились? — Лариса в отчаянии посмотрела на мужа. — Бросила трубку.
— А номер высветился?
— Высветился, но не ее.
— Сейчас проверим. — Он стал нажимать кнопки телефона. — Она его отключила.
— Что делать? — Лариса села на прежнее место и пальцами сжала лоб. — Ты знаешь, я ведь думала, больница — крайняя мера. Во всяком случае, лучше, чем тюрьма. Особенно после того случая, когда она стащила у подруги какой-то браслет и стала в нем разгуливать по городу. И я никак не ожидала, что ей поставят диагноз. Мы же договаривались по телефону с тем доктором, который на дыню похож, что ее просто подержат там до нашего приезда. С воспитательной целью. А теперь получается, что мы и деньги заплатили, и диагноз получили. Какая-то чепуха! Да еще и сбежала куда-то…
Ираклий перебил:
— Ясно куда. Она у этого парня, врача. Я звонил в больницу, но все напрасно — адресов не дают. Но я его найду. Это вопрос времени.
Жена посмотрела на него с отчаянием.
— Я раньше думала, что больница — это конец. А теперь я поняла, что когда она вот так где-то шляется, это еще хуже. В больнице ее хотя бы не изнасилуют, не убьют.
— Еще неизвестно, с кем она связалась, что это за доктор такой, который крутит романы с больными. — Ираклий подошел к жене и сел рядом прямо на пол. Взял ее руки в свои. — Лариса! Посмотри на меня! Ты не замечаешь, что мы целыми днями разговариваем только о твоей дочери? Как будто у нас нет никакой своей жизни. Как будто у нас нет Коли. Это нормально?
Лариса посмотрела на него беспомощно и испуганно.
— Но что я могу поделать? Она ведь моя дочь.
Он помолчал, прижал ее голову к себе.
— Не знаю, что делать. Но я от этого всего утомился.
В прихожей хлопнула дверь — это нянька принесла Колю с прогулки. Ираклий встал и стал снова куда-то собираться.
Альфия
Альфия сидела за своим столом над кружкой остывшего чая и ни о чем не могла думать. Перед ней лежали исписанные крупным почерком тетрадные листы, но она не могла заставить себя их прочитать.
Оля Хохлакова умерла двадцать минут назад. Альфия сама надвинула веки на глаза и накрыла ее с головой простыней. Хорошо хоть, все больные в отделении спали!
В сознание Хохлакова так и не пришла. Но в короткий предпоследний миг вдруг стала шумно и редко дышать, глаза стали вращаться и опустились. И на мгновение Оля уставилась Альфие прямо в лицо. Страшный был это момент. И хотя Альфия понимала, что движение глазных яблок бессознательное, все равно ей стало жутко и неприятно. Через несколько секунд все было кончено. Олин взгляд потускнел, глаза опять закатились. Отекшее красное лицо сначала посинело, потом побледнело. Альфия попробовала нащупать на Олиной руке пульс, потом фонендоскопом прослушать дыхание и сердцебиение, но тело уже молчало. Нинель была уже тут как тут с круглым зеркальцем.
