* * *
«Интересно, сколько людей умирают от отчаяния в московских пробках потому, что не могут их преодолеть и опаздывают именно в тот самый момент, когда непременно должны успеть. Когда все решает скорость…» — думала Лиза, которая сидела на заднем сиденье, закрыв глаза и прижавшись щекой к холодному стеклу. Она так и не изменила позы с того момента, как села в машину и коротко сказала: «Домой».
Путь домой занял уже более двух часов. Движение по Садовому кольцу было почти парализовано. Лиза понимала, что должна действовать, но никак не могла найти силы и принять хоть какое-нибудь решение. Например, позвонить Ивану и сказать: «Ты никуда не поедешь, иначе…» Что будет «иначе» — она не знала. Она привыкла приказывать. А в этой ситуации нужно было просить и умолять. Просить, чтобы он не уезжал, чтобы не бросал ее. Потому что она больше не сможет, как многие годы, возвращаться в пустую квартиру. Заваривать чай. Резать яблоко. Все только для одного человека — Лизы Соболевской. Но сейчас она точно понимала: жить для себя одной она больше не в силах. Никогда. «Придется завести кошку или собаку», — усмехнулась Лиза, и вода внутри ее сердца вдруг словно забурлила.
— Остановите вон там, я поеду на метро, — дала она указание водителю, который оглянулся и посмотрел на нее с удивлением, но комментировать не стал.
Когда она вошла в метро, на нее обрушился водопад звуков и запахов. Это был один общий поток, который было очень трудно разбить на составляющие. Иногда лишь что-то становилось более очевидным, например, аромат слишком сладких духов или запах гамбургера. Лица Лиза если и различала, то смутно — как будто спустившись под землю, люди вдруг стали одинаковыми. «Наверное, все дело в освещении», — решила она. Подъехал поезд, и толпа внесла Лизу в вагон. Она вдруг вспомнила, как надо вести себя в подобной ситуации, и прижала сумку к животу. Когда-то опытные люди научили только переехавшую в Москву Лизу, что ни в коем случае ничего ценного не должно быть за спиной. Все по-настоящему важное должно быть в поле твоего зрения постоянно. Иначе ограбят.
«Не могу же я водить его за собой на привязи! Господи, ну почему эти телевизионщики не могли найти кого-нибудь другого? Ведь не хватило всего одного дня. Завтра бы они уехали, и все было бы так, как прежде», — думала Лиза под стук колес, покачиваясь в такт вагону. Держаться ей было абсолютно не за что, но сжавшая ее со всех сторон толпа не давала упасть. «А, может, он так пошутил? — вдруг мелькнула у нее в голове спасительная мысль. — Захотел меня срочно увидеть и позвонил — мол, уезжаю. А я сейчас, как последняя дура, еду в метро, нервничаю и вот-вот умру от разрыва сердца…»
— Женщина, вы выходите? — тронул ее плечо мужчина в грязноватой зеленой куртке.
— Да, — коротко ответила Лиза и еще сильнее прижала к себе сумку. Так, словно в данный момент это была самая дорогая для нее вещь. «А еще иногда в метро сзади режут дорогие вещи — например, шубы или кожаные пальто», — вспомнила Лиза еще один урок выживания в мегаполисе. Но шуб и кожаных пальто с того времени в метро стало так много, что вряд ли кто-нибудь сейчас в качестве жертвы выбрал бы Лизу и ее блестящую черную шубу. Ведь цена и качество вещи в этой толпе и под лампами искусственного освещения были абсолютно неважны. Единственное, что выделяло Лизу Соболевскую, — безукоризненные макияж и прическа. Она выглядела так, будто ехала на свадьбу к подруге или была директором парикмахерской, которая по долгу службы всегда должна быть «при параде».
А Лизе хотелось только одного — расплакаться. Чтобы с нее потоками потекли тушь, пудра, помада… Чтобы внутри хотя бы чуточку уменьшился огромный водяной шар и перестал давить, ведь в какие-то минуты становилось так больно, что невозможно было даже дышать. Но слез не было. Наоборот, глаза были сухими, как никогда. «Наверное, в вагоне очень низкая влажность», — подумала Лиза. Хотя она прекрасно знала, что дело совсем не в этом. Просто когда отчаяние достигает предельной отметки, такого спасительного оружия, как слезы, никогда нет.
Она вдруг вспомнила статью про двух одиноких деревенских женщин. И осознала ее совсем по-другому, потому что сама уже стала другой. Вчера она была счастливой и влюбленной женщиной, которой практически невозможно понять страдания другого человека. А сегодня Лиза Соболевская снова стала собой — одинокой женщиной, которая может рассчитывать в жизни только на себя.
Она не надеялась, что, когда Иван Бекетов приедет с далеких островов, все вернется — тихие семейные вечера, споры, смех и одно общее тепло на двоих. Что-то подсказывало ей: судьба дала эти четыре недели, чтобы Лиза просто знала, как это бывает, когда живешь с тем, кого любишь всегда, но встречаешь лишь в свой срок. И теряешь, когда приходит срок. Вот только даты заранее никому не известны.
* * *
— Лиза, ну чего ты плачешь? — Иван твердил ей это уже который час подряд. — Я ведь скоро вернусь. Ну не на войну же я уезжаю.
— Лучше бы на войну, — улыбнулась она сквозь слезы. — Тогда бы я поняла, что другого выхода нет.
Когда Лиза подходила к дверям своей квартиры, ею вдруг овладела ярость — совсем как тогда, в миланском отеле, когда она разгромила стойку рецепции. Но тогда она не сумела себя обуздать, потому что алкоголь снял все тормоза и преграды. «Наверное, мне надо сейчас войти, залпом допить тот коньяк, бутылку которого мы открыли в первый вечер, и разгромить свой собственный дом, — горько усмехнулась Лиза. — Тогда Ванька решит, что я старая истеричка, и точно не вернется».
Он стоял на пороге квартиры и чуть виновато улыбался. Но когда увидел побелевшее лицо Лизы, то в первую минуту даже испугался.
— Лиза, я не поеду, если хочешь, я никуда не поеду… — зашептал он, снимая с нее шубу и целуя в затылок. — Бог с ними, с этими островами.
— Ну что ты, обязательно едь. Такой шанс выпадает нечасто, — уверенно произнесла Лиза, а потом силы все-таки покинули ее, и она зарыдала, потому что окончательно поняла, что проиграла. Она была сильна, пока Иван был на ее территории, а сейчас он уходил. И влиять на его решения она больше не могла. Впрочем, как сейчас выяснилось, ее прежняя сила тоже была иллюзией. Одного звонка от некой Ленки оказалось достаточно, чтобы Иван решил все бросить и уехать.
Если бы он вел себя более уверенно, то у Лизы хватило бы сил собрать все его вещи, в том числе и ватник, и выставить вон. Но он был нежен и ничего не требовал, не отстаивал свою независимость, а только тихонько шептал:
— Я вернусь. Совсем скоро… Всего два месяца…
Лиза уже успокоилась, когда зазвонил телефон.
— Да, Влад, слушаю, — уверенно заговорила она, стараясь, чтобы ее голос не сильно хрипел и было непонятно, что она недавно плакала, как маленькая девочка, у которой отнимали любимую игрушку.
— Лиза, у нас проблемы. Надо срочно встречаться. Мне сейчас звонил директор по рекламе…
— Прости, Влад, но почему тебе? — удивилась Лиза, стараясь не шмыгать носом.
— Потому что ты была «временно недоступна», а дело важное, — терпеливо объяснил Князев, которому даже в голову не могло прийти, что Лиза спустилась в метро.
