– Час от часу не легче, боженьки мои…
– Мы кое-что знаем… И у нас есть две версии. По одной
она стала жертвой маньяка, хотя нам кажется, что это не так…
– Скажите пожалуйста, у них две версии… Вы что, ребята,
не шутите? Не прикалываетесь? Кажется, у вас так говорят?
– Не, мы не прикалываемся, – помотал головой
Леха. – Они там ее видели, Елену эту, красивая она очень, ну и вот… хотят
за нее отомстить.
– Боженьки мои, кому?
– Убийце, ясное дело!
– Но вы же дети!
– Вот именно! – закричала Маня. – Кому в
голову придет опасаться детей? И мы гораздо больше выясним, чем… поймите, мы
будем вроде частных сыщиков, только лучше!
– А что я твоей маме скажу?
– Ничего, тетя Микочка. Маме – ни звука!
– А ваши мамы в курсе? – обратилась она к
мальчикам.
– Нет, – в один голос ответили Никита и Гошка.
– Черт знает во что вы меня хотите впутать… – покачала
головой Людмила Михайловна.
«Так я и знал, – подумал Гошка, – ничего хорошего
из этого не выйдет. Как бы хуже не стало… Если эта тетка настучит Маниной
маме…»
– Ну, ладно, попробуем, чем черт не шутит… А вдруг вы и
вправду что-то узнаете!
Задавайте свои вопросы, а там посмотрим.
Мальчишки переглянулись.
– Никит, начинай ты! – сказал Гошка.
– Хорошо. Людмила Михайловна, как вы узнали об этом
убийстве?
– Как я узнала? Мне кто-то сказал… Дай Бог памяти… Ага,
мне сказала гримерша Зиночка. Ой, говорит, Людмила Михайловна, несчастье-то
какое, Леночку Куценко зарезали.
Она отдыхать на Майорку улетела, а там…
Ну, мы поохали, поахали, а потом я спросила, не с мужем ли
она туда поехала. Нет, одна.
Вот, пожалуй, и все. А через два дня мне позвонила
приятельница и сообщила, что муж Леночкин на Майорку вылетел специальным
самолетом, чтобы забрать тело. И ее уже похоронили, на ее родине, в Пскове.
– Специальным самолетом? – воскликнул
Гошка. – А я-то голову ломал, как это ее успели похоронить, ведь на
Майорку самолеты раз в неделю летают. А когда про мужа узнал, еще там на
Майорке, ну, что он прилетел за… ней, то подумал, что он мог прилететь с
пересадкой как-нибудь. Людмила Михайловна, а вы мужа ее знаете?
– Видела несколько раз. Он из этих, новых русских, но с
виду вполне приличный, воспитанный и вроде любил Леночку. Хотя, должна сказать,
она в последнее время грустная была, все жаловалась на усталость. А потом вдруг
позвонила, что улетает отдыхать сперва на Майорку, недельки на две, а потом муж
к ней присоединится, и они хотят махнуть аж на Таити.
– На Таити? Класс! – воскликнул Леха.
Все посмотрели на него как на дурачка.
Он смущенно откашлялся.
– Я глупость сморозил, признаю…
– Значит, вы с ней дружили? – спросил Никита.
– Дружила? Ну, не то чтобы дружила, но она ко мне
тянулась, говорила, я на ее бабушку похожа… Хорошая девочка была…
И красивая очень… По-настоящему красивая, не сделанная, как
некоторые. А то кое-кого из нынешних красоток если отмыть как следует, ресницы
наклеенные оторвать, так и смотреть не на что будет, а Леночка, что называется,
природная красавица. И с характером. Целеустремленная, так мечтала актрисой
стать… Не сразу у нее получилось.
Да в общем-то и не получилось. Не успела.
Только-только удача ей улыбнулась…
– Почему это? Она ведь и на конкурсе красоты победила,
и муж у нее богатенький был… – подал голос Леха.
– Так она замуж не за богатого вышла, это потом он
разбогател… А ей завидовали, ох как завидовали… Гадости про нее говорили,
впрочем, это неудивительно. Любят у нас гадости про удачников говорить, ох
любят. А тут вам и красота, и деньги немеряные.
– А вы конкретно кого-нибудь знаете, кто ей
завидовал? – спросил Леха.
Людмила Михайловна грустно улыбнулась:
– Многие, ох многие. Но это ж какая зависть быть
должна, чтобы до смертоубийства дойти… И потом, уж больно сложно.
Зачем на Майорке это делать, нешто у нас в России мало
убивают? Нет, не думаю я, что так это было, не думаю. И зря вы, ребятишки, с
этим затеялись, только неприятности наживете, а толку никакого не будет. Ну,
поговорили, и хватит. Пошли на кухню, надо же гостей кормить;
Хозяйка скрылась на кухне.
– Манечка, – позвала она через минуту, –
помоги мне тут немножко.
Маня побежала на зов.
– Дохлятина! – произнес едва слышно Шмаков. –
Ахи, охи. Ах, она была такая хорошая, ох, она была такая святая-пресвятая! Лажа
все это, полнейшая лажа. Небось наркотой баловалась, с преступным элементом
якшалась, вот и прирезали ее.
– Послушай, ты! – вскипел вдруг Никита. – Ты
же о ней ничего не знаешь, к тому же она… ее уже нет в живых, а ты о ней
гадости говоришь! Не слыхал? О мертвых или хорошо, или ничего!
– Да ты что, с пальмы спрыгнул? А если гад помер, так
про него уже нельзя сказать, что он гад? Ну и понятия у тебя! Зашибись!
– Ну, понятия у него как раз нормальные, –
вступился за двоюродного брата Гошка. – И учти, если женщина говорит про
другую женщину одно только хорошее, это неспроста. Значит, покойница
действительно была хорошим человеком.
– Дурные вы, как я погляжу! Какая женщина? Артистка!
Она вам что хочешь сыграет! А сама, может, больше всех ей и завидовала!
– Леха, по-моему, у тебя что-то с головкой! – возмутился
Гошка. – Пришел в чужой дом, а сам…
– Не, ты не понял… Я же не конкретно про эту
артистку, – спохватился Леха. – Я вообще…
– Вообще? А ты что со многими артистками знаком? –
не без яда поинтересовался Никита.
– Да ладно; вам, – примирительно произнес
Леха, – чего к словам придираетесь, умные очень, да?
Но тут их позвали на кухню. Кухня была просторная,
сверкающая чистотой, а все стены увешаны деревянными досками и досочками. Каких
тут только не было! Светлого и темного дерева, резные, расписные, с выжженным
рисунком.
– Ух ты, сколько! Это у вас коллекция? – спросил
Шмаков.
– Да, вроде коллекции. Первые еще мой муж делал, а
потом уж я сама стала покупать, друзья начали дарить, вот и собралось… Да вы
садитесь, садитесь!
На столе стояла миска с печеной картошкой, соленые огурчики,
квашеная капуста, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб.
– Налетай, молодежь!
Просить себя дважды они не заставили и быстро смели
угощение. Потом еще пили чай с пряниками. Говорили о многом, но Елены Куценко
больше не касались. И вдруг Никита задал вопрос:
