Затаив дыхание, Ифигиния еще выше подняла фонарь. Она никогда не считала себя особо впечатлительной или склонной к излишнему драматизму, но это было уже слишком… даже для нее.
Яркий свет фонаря высветил надпись над аркой входа:
ЭЛИЗАБЕТ ИТОН
1771 — 1817
НЕСЧАСТНАЯ НА ЗЕМЛЕ,
ПОКОЙСЯ ЖЕ С МИРОМ
Ифигиния помедлила. Свет фонаря озарял лишь первые несколько шагов каменного коридора. Холодный сырой туман струился из пасти черного грота.
Сердце ее бешено заколотилось, голова закружилась. Ифигиния почувствовала, как внутри у нее все сжалось от непреодолимого безумного желания броситься прочь отсюда — к свету, к поджидавшему ее кебу.
Она крепче прижала к себе сумку с деньгами. Глубоко вздохнула — и сделала несколько шагов внутрь склепа… Как в пасть мрачной пещеры.
Тьма здесь была столь глубока, что даже свет фонаря оказался бессилен рассеять ее. Тот, кто возводил этот грот, видимо, не жалел денег… Грубые каменные стены. Странные барельефы в виде открытых книг и переплетающихся виноградных лоз… Ифигиния приподняла фонарь, чтобы прочесть надпись, выбитую на одной из каменных книг.
ТЯЖЕЛА И ТЕРНИСТА ДОРОГА МЕСТИ, НО ТОЛЬКО ОНА ВЕРНА И НАДЕЖНА
Жуткий стон железных петель раздался у нее за спиной. С испуганным криком она обернулась:
— Нет!!!
Уронила деньги и кинулась к выходу…
Слишком поздно.
Из тумана быстро вынырнула закутанная в плащ фигура. Чугунные ворота захлопнулись. Зловещим эхом отозвался в склепе скрежет поворачиваемого в замке ключа.
Превозмогая ужас, Ифигиния бросилась к воротам:
— О Боже! Подождите! Пожалуйста, подождите! Я же здесь!
Она подбежала к запертым воротам как раз в ту минуту, когда закутанная в плащ фигура снова растаяла в тумане. Ифигиния вцепилась в чугунные прутья, с силой потрясла их. Ворота не шелохнулись.
Она была заперта в могильном склепе.
Ифигиния открыла рот, чтобы позвать на помощь. Возможно, кебмен услышит… Но как раз в тот момент, когда она собиралась это сделать, до нее донесся удаляющийся стук колес… Кебмен не дождался ее.
— Помогите! — крикнула Ифигиния в клубящийся туман. — Я здесь, в гроте! Пожалуйста, вернитесь!
Кладбище молчало. Казалось, туман за воротами грота сгустился еще сильнее, словно приготовившись ворваться внутрь.
Бешенство охватило Ифигинию, на мгновение вытеснив даже страх.
— Проклятие!
И тут она заметила маленький кусочек бумаги, белевший возле самых ее ног. Она быстро нагнулась и подняла записку. Свет фонаря выхватил черную восковую печать, украшавшую послание.
Это предупреждение. Если посмеете вмешаться еще раз, наказание будет гораздо серьезнее.
— Проклятие!
Ифигиния посмотрела на фонарь. Сколько еще он сможет гореть?
…Интересно, что сейчас делает Маркус? Заметил ли он ее отсутствие на балу у Шелтенгамов?
Маркус раздраженно мерил шагами библиотеку Ифигинии. Услышав звук отворяемой двери, он резко остановился и обернулся к Амелии. Она была в ночном чепце и ситцевом халатике. Испуг и тревога ясно читались на ее бледном лице.
— Где она, черт побери, мисс Фарлей?! И прежде чем начнете отвечать, зарубите себе на носу — я не намерен выслушивать вашу ложь! Мы с Ифигинией должны были встретиться в час у Шелтенгамов, а сейчас уже почти два!
— Милорд, меня никак нельзя заподозрить в особой любви к вам, но поверьте — сейчас я безумно рада вашему приходу! — Амелия закрыла за собой дверь и вошла в комнату. Взглянула на высокие часы:
— С полуночи я не нахожу себе места от тревоги!
— О чем же вы тревожитесь? — Маркус сжал рукой край мраморной каминной доски. Беспокойство, сжигавшее его последний час, усилилось… Что-то случилось.
— Об Ифигинии, милорд. Я так волнуюсь!
— Где она может быть в такое время?! Если вы посмеете сказать, что она опять ищет черный воск и печать с фениксом в кабинете какого-нибудь лорда, клянусь, я не отвечаю за свои действия! Я сыт по горло ее выходками!
Амелия поглубже запахнула полы своего скромного халатика и мрачно посмотрела на него:
— Она на Ридингском кладбище.
Маркус потерял дар речи…
— На кладбище?! — выдавил он наконец. — В такой час? Но ради всего святого, зачем…
— Леди Гатри получила очередное послание от вымогателя.
— Черт побери!
— Он приказал оставить деньги на новом памятнике Ридингского кладбища. Ифигиния решила отнести деньги вместо тети.
Ему показалось, что он шагнул вниз с края утеса. На какое-то мгновение безотчетный страх охватил его — и тут же сменился яростью.
— Как она посмела решиться на такое, не посоветовавшись со мной?!
— Ифигиния знает, что вы не доверяете ей. Как могла она довериться вам?
— На этот раз она действительно зашла слишком далеко.
Маркус повернулся и направился к двери.
— Милорд, куда вы?
— А вы как думаете? На Ридингское кладбище.
— Спасибо, — прошептала Амелия. — Я так благодарна вам…
— Оставьте при себе свою благодарность! Я очень сомневаюсь в том, что Ифигинию обрадует мое появление. Я в таком бешенстве, что, боюсь, мое общество покажется ей еще, менее забавным, чем компания кладбищенских призраков.
Ворота Ридингского кладбища стояли открытыми. Густой туман окутывал скрывающиеся во тьме надгробия.
Маркус вышел из кареты. В одной руке он держал фонарь, в другой — пистолет. Поднял лицо к Динксу:
— Жди здесь.
— Да, милорд. Вам не нужна моя помощь?
— Нет. Приглядывай за воротами. Если кто-нибудь попытается выйти раньше меня — задержи его.
— Да, милорд. — Динкс протянул руку к коробке с пистолетами, которую держал среди инструментов. — Уж я здесь расстараюсь за вас.
Маркус шагнул за ворота и остановился, привыкая к темноте. Клубящийся серый туман был таким густым, что не позволял разглядеть ничего, кроме ближайших могил.
Он опустил глаза. В ярком свете фонаря ясно виднелась дорожка примятой росистой травы, уходящая между рядами могильных плит в глубь кладбища. Кто-то прошел здесь совсем недавно, но невозможно было определить, в какую сторону.
Маркус быстро пошел по примятой траве. Не обращая внимания на маленькие надгробия, он искал глазами большой, величественный монумент из числа тех, что богатые люди часто возводят в память о любимых родственниках.
Темный зев каменного грота внезапно вырос перед ним из тумана. Мучительное предчувствие, не оставлявшее его весь вечер, вдруг заставило сердце заколотиться быстрее… Следы на мокрой от росы траве вели прямо к воротам склепа и исчезали за ними. Слабый свет из глубины грота мог быть лишь угасающим пламенем фонаря…
