Она непонимающе захлопала ресницами.
— Вы перестали быть фиктивной любовницей.
Какое-то время она непонимающе смотрела на него. Потом наконец догадалась.
— Кажется, я поняла, о чем вы хотите сказать.
— В самом деле, мисс Брайт?
— Да, конечно. — Она опустила глаза, смущенно разглядывая складки на его сорочке. — Но с какой стати этот краткий, маленький, ничего не значащий эпизод должен изменить характер наших отношений?
— Черт бы вас побрал, Ифигиния!
— Маркус, ну пожалуйста! — Она подняла руку, словно хотела коснуться его щеки, но вдруг остановилась. — Я знаю, вам очень не понравилось то, что произошло сейчас в храме.
— Мое удовольствие или отсутствие такового является наименее существенной частью вопроса, — грубо отрезал он. — Мне кажется, вы просто не в состоянии понять всю серьезность момента!
— Но я все прекрасно понимаю, милорд! Я представляю, как вас встревожил и даже, наверное, испугал этот ужасный приступ! Господи, да я сама на какое-то мгновение поверила, что вы умерли или что у вас случился апоплексический удар.
— Апоплексический удар! Боже, я просто схожу с ума! Без всяких сомнений…
— Да поверьте же, я не имела ни малейшего представления о том, что моя невинность произведет на вас такое убийственное впечатление! Право же, я очень сожалею, милорд.
Маркус подошел к балюстраде, окружавшей террасу. Остановился, посмотрел на Ифигинию. Ее слова каким-то странным, непостижимым образом совершенно лишили его воли. Он был очарован ею.
— Вы правы, — согласился он. — Откуда вам было знать, что может сотворить ваша невинность с моими слабыми нервами!
— Вот именно! — Она опять ослепительно улыбнулась. — Но ведь вы заверили меня, что теперь вы здоровы? Это правда, милорд?
— Думаю, я полностью исцелился… принимая во внимание характер болезни.
— Вот и славно! Я прекрасно понимаю, что вы перенесли сильнейшее потрясение…
— Потрясение? — перебил он и с готовностью кивнул:
— Да, точнее не скажешь.
— Вы были очень напуганы… И все же постарайтесь смотреть на вещи проще, сэр. Уверяю вас, больше вам не о чем беспокоиться.
Маркус положил руку на балюстраду и с силой стиснул мраморные перила:
— Почему же?
— Потому что даю вам слово чести — никогда больше не буду… — она запнулась и деликатно покашляла, — не буду приставать к вам с любовью, милорд.
Какое-то время он с любопытством изучал ее лицо. Она простодушно ждала ответа, а Маркус стоял и не мог припомнить, удавалось ли когда-нибудь другой женщине вот так же легко лишить его дара речи…
— Весьма глубокомысленное замечание, мисс Брайт.
— Забудьте о том, что произошло! — снисходительно отозвалась она. Потом наклонилась к нему и доверительно понизила голос:
— Если быть совсем откровенной, то мне эти минуты тоже не доставили ни малейшего удовольствия. Так что поверьте — я пока еще не сошла с ума, чтобы отважиться на повторение!
Внутри у него все похолодело. Этот, как она выражается, эпизод оказался полным провалом. И что самое ужасное, он сумел испортить девушке ее первое страстное переживание в жизни.
Несмотря на клокочущий гнев, несмотря на неприятную мысль о том, что ее глупая ложь перевернула всю его жизнь, Маркус вдруг почувствовал себя виноватым. Сегодня ночью он хотел лишь одного — подарить ей блаженство, такое же, какое изведает сам. И вдруг неожиданное фиаско!
— Ифигиния, примите мои самые искренние извинения за все неприятности, которые я принес вам. Если бы я только знал…
— Ах, оставьте, пожалуйста! — Она зажала пальчиками его рот. — Вам не за что извиняться! Если бы я действительно была той, за кого себя выдавала, — резвой вдовушкой, познавшей все прелести любви на супружеском ложе, — вот тогда бы я, конечно, сумела произвести все необходимые расчеты!
— О каких еще расчетах вы ведете речь?!
— Ну, вроде тех, какие я делаю, исследуя пропорции античных зданий, — пояснила она. — Тогда я бы сразу поняла, что ваш… ну, в общем, что у вас все должно быть очень большим.
— Вы говорите о размерах?
— Боюсь, я упустила из виду нечто очень важное, изучая античные статуи, — недовольно покачала головой Ифигиния. — И даже в галерее Лартмора — как я только теперь поняла — я не обратила внимания на очень важные детали.
— Ифигиния…
— Впрочем, в свое оправдание я должна сказать, что еще ни разу за все время изучения античной скульптуры мне не приходилось сталкиваться с образцом, по размерам подобным вашему.
Маркус решительно перебил ее:
— Вне всякого сомнения, это самая любопытная тема, которую я когда-либо обсуждал. Однако сейчас уже очень поздно. Я хотел бы перенести наш разговор на более подходящее время.
— Когда к вам вернутся спокойствие и хладнокровие, вы хотите сказать?
— Вот именно. Давайте-ка поднимемся наверх и разойдемся по спальням, мадам. Мне необходимо кое-что серьезно обдумать. — Он взял ее за руку и повел к выходу.
— Маркус, — Ифигиния потянула его за рукав, — обещай никому не рассказывать, что я тебе не любовница.
— Успокойся! — Маркус распахнул дверь и провел ее в темный холл. — Мы уже признали, что твоя маленькая роль перестала быть обманом. Мне совершенно нечего скрывать, поскольку сегодня ты стала моей любовницей.
Ифигиния бросила на него проницательный взгляд:
— Но ты никому не расскажешь, что я не вдова?
— Поверь мне, я не больше тебя заинтересован в том, чтобы свет узнал правду.
— Нет, конечно, нет! — Ифигиния несколько успокоилась. — Ты не хочешь также, чтобы свет узнал, как ты нарушил свое правило?
— Да, — буркнул Маркус. — Это весьма затруднило бы дело.
— Что ты имеешь в виду?
— Не беспокойтесь, мисс Брайт. Я все объясню вам в свое время.
— Миссис Брайт, — настойчиво поправила она. — Мы даже наедине должны играть наши роли, если не хотим проговориться на людях.
— Прошу прощения, миссис Брайт.
Оказавшись в своей комнате, Маркус подошел к окну и, опершись руками на подоконник, посмотрел на звезды.
Он никогда не подозревал, что когда-нибудь женится снова.
Значит, он готов нарушить еще одно свое правило. Но сейчас, когда столь свежи были в его памяти запах и прикосновения Ифигинии, он не мог трезво размышлять ни о браке, ни об исключающем его правиле…
Единственное, о чем он мог думать, так это о том, как склонялась над ним Ифигиния, насмерть перепуганная тем, что убила его своей невинностью. До сих пор звучали в его душе ее слова…
