Она начала потихоньку слезать с лошади, и Саймон протянул руку, чтобы помочь ей. На этот раз она сохранила равновесие и не свалилась к нему в объятия. Он даже слегка разочаровался, так как хотел бы вновь ощутить это мягкое, гибкое, женственное тело на своей груди.
— Простите, что застал вас сегодня врасплох, — сказал он, ведя лошадей между деревьями. — Я рассчитывал устроить вам сюрприз. Я знаю, вы любите сюрпризы.
— С вашей стороны очень любезно вспомнить об этом, — ответила она. — Я и вправду люблю сюрпризы… — И, немного помолчав, добавила:
— Чаще всего.
Он усмехнулся:
— Но не всегда…
— Просто мне очень хотелось выглядеть наилучшим образом, когда мы встретимся, — призналась она. — Вы даже не представляете, как я переживала, получив сегодня утром ваше письмо. Я-то полагала, что у меня еще целые недели для подготовки. Впрочем, вряд ли от этого многое изменилось бы.
Он посмотрел на нее сверху вниз и увидел, что она едва достает ему до плеча. Росточек невелик. Но в ее движениях была какая-то завораживающая воздушная грация.
— Позвольте заметить, мисс Фарингдон, выглядите вы просто прекрасно. По правде говоря, я был очарован в тот же момент, как вас увидел.
— Да? — Она наморщила носик, озадаченная этим признанием.
— Совершенно очарован.
Ее глаза засияли от радости.
— Благодарю, милорд. Уверяю вас, я очарована точно так же. Вами, я хотела сказать…
Что-то уж слишком быстро и легко, подумал граф.
— Но я ни в коем случае не имел намерения расстроить вас или достопочтенных леди. Вы должны меня простить.
— Видите ли, мы вообще-то не собирались сегодня обсуждать поэзию или последние обозрения, — пояснила Эмили, легко вышагивая рядом с ним.
— Что же вы собирались обсуждать?
— Вложения капитала. — Она неопределенно махнула рукой.
Он пристально посмотрел на нее:
— Вложения?
— Да. Я понимаю, вам это должно показаться ужасно скучным. — Она с беспокойством взглянула на него. — Но сегодня был совершенно удивительный день. Я получила прекрасные новости относительно вложений, которые осуществила по просьбе моих друзей. Они все очень озабочены своей пенсией. И не стоит их винить за это.
— Вы взяли на себя заботу об их будущих пенсиях?
— У меня есть определенные способности к финансовым делам, и я просто предпринимаю все, что в моих силах. Леди, с которыми вы сегодня познакомились, были чрезвычайно добры ко мне. И это самое малое, чем я могу их отблагодарить. — Она улыбнулась ему, как бы успокаивая. — Но уверяю вас, обычно мы довольно оживленно обсуждаем и новые книги, и поэзию. К примеру, на прошлой неделе подробно анализировали книгу мисс Остин «Гордость и предубеждение». Я как раз собиралась написать вам об этом в письме.
— Как вы находите ее роман?
— Ну, полагаю; он неплох в своем роде. То есть мисс Остин очень тонкая писательница. Необычайно талантливо отображает некоторые характеры, но…
— Но?.. — Он невольно заинтересовался.
— Дело в том, что предмет ее повествования слишком уж прозаический, вы не находите? Она пишет о самых обычных людях и событиях.
— Да уж, мисс Остин не Байрон, вы правы.
— Разумеется, — с энтузиазмом подхватила Эмили. — Ее книги чрезвычайно занимательны, но в них нет того волнения, той экзотики, как в произведениях лорда Байрона, не говоря уже об атмосфере приключений и плещущих через край бурных страстей. Наше литературное общество только что закончило чтение «Гяура».
— И в восторге от него, не так ли?
— О да. Такая волшебная атмосфера, такие замечательные приключения, такое жутковатое ощущение пылкой страсти. Мне поэма понравилась не меньше, чем «Чайльд Гарольд». Я с нетерпением жду следующего произведения Байрона.
— Как и весь Лондон.
— Кстати, сэр, вы не знаете, как все-таки правильнее прочитать по-английски: «Гяур» или «Джаур»? Мы долго обсуждали это в прошлый четверг, и так никто и не знает точно, хотя мисс Брейсгердл отлично разбирающаяся в древней истории, утверждает, что правильнее «Джаур», с мягким «дж».
— Насколько мне известно, тема еще не закрыта. — Саймон дипломатично ушел от прямого ответа.
Он еще не имел случая прочесть поэму, да и, признаться, не собирался. Он погрузился в романтическую литературу и поэзию лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы приманить добычу. Теперь, когда ловушка вот-вот захлопнется, не имело значения, прочтет ли он когда-нибудь еще одну приключенческую поэму. Не лучше ли потратить время на что-нибудь поинтереснее.
— Да в общем-то не так уж и важно, — тактично заверила его Эмили. — Я имею в виду «г» или «дж».
Саймон пожал плечами:
— По-моему, для Байрона это все-таки важно.
Они дошли до ручья и теперь были надежно защищены деревьями от посторонних взоров с дорожки. Он машинально свернул вправо и устремился вверх по течению ручья.
Эмили с какой-то безыскусной грацией приподняла подол своего выцветшего платья, и от этого жеста оно почему-то стало почти изящным. Она с любопытством озиралась вокруг:
— Извините, милорд, но, мне кажется, вы отлично знаете, куда идете. Вы помните эту дорожку с тех пор, как жили здесь ребенком?
Саймон бросил на нее настороженный взгляд. Конечно же, слухи должны были дойти до нее довольно быстро.
— Откуда вы знаете, что моя семья жила здесь?
— Лавиния Инглбрайт упомянула об этом.
— С тех пор, как я жил в ваших местах, прошло немало времени, — осторожно заметил Саймон.
— Все равно, какое поразительное совпадение, правда? Только представьте, милорд: вы начали со мной переписываться, потому что совершенно случайно узнали, что я разделяю ваш страстный интерес к романтической литературе; затем выясняется, что ребенком вы жили недалеко от Литл-Диппингтона. А теперь наконец мы встретились. Просто невероятно.
— Жизнь полна странных совпадений.
— Я предпочитаю верить, что это судьба. Знаете, я прямо вижу вас маленьким мальчиком, резвящимся у ручья, возможно с собакой. У вас была собака, сэр?
— Да, как будто.
Эмили кивнула:
— Я так и думала. Я сама часто прихожу сюда. Вы не помните мое последнее стихотворение под заглавием «Строки, рожденные летним днем на берегу пруда»?
— Прекрасно помню.
— Оно родилось вон у того маленького пруда, — гордо сказала она. — Может, вы припомните строчку-другую?
Достаточно было взглянуть в ее полные надежды зеленые глаза, и Саймон принялся отчаянно рыться в памяти, пытаясь отыскать милое, но в общем ничем не примечательное стихотвореньице, которое она бережно вложила в одно из своих последних писем. Он испытал громадное облегчение, когда его превосходная память поспешила ему на выручку. Он попробовал воспроизвести первые строки:
