— Ты его вскрыла, — ровным тоном сказала она. — Ты его читала.
Мать сердито вздохнула:
— Не смотри на меня так, девочка. Дело в том, что я за тебя беспокоюсь. Я не знаю, что с тобой приключилось в Йоркшире, и раз уж ты не желаешь мне ничего рассказывать…
— Тебе никто не давал права читать мои письма!
У матери задрожали крылья носа.
— Ты моя дочь. Мое дитя. Я за тебя отвечаю.
Кейт вырвала письмо у матери из рук и, увидев цветистый почерк Бекки, прижала к груди.
— Оно мое. Оно принадлежит мне, и только мне.
— Я сделала это ради твоего же блага, Кэтрин.
— Ты ничего не делаешь ради моего блага! Тебе все равно!
— Как ты можешь говорить такие вещи?
— Ты пыталась убить меня кочергой!
Мать попятилась, пока не наткнулась на край столешницы.
— Я никогда бы не причинила тебе вреда. — Ее голос звенел от напряжения. — Ты моя дочь. Моя единственная дочь.
Кейт с трудом удерживалась от ядовитых, злых слов, которые готовы были сорваться с языка. Она слишком была рассержена, чтобы судить здраво. Пальцы, сжимавшие гладкую почтовую бумагу, дрожали.
Прижимая письмо к груди, как величайшую драгоценность на свете, Кейт все-таки справилась с собой. Ее дорогая подруга Бекки наконец-то написала. Что там, в этом письме? Получили ли они письма Уилли? Успела ли Кейт до свадьбы Гаррета и Жоэль?
В конце концов, она открыла глаза и посмотрела на мать.
— Я всегда была недостаточно хороша для тебя, — сказала она бесстрастно.
Мать опустила голову и посмотрела на письмо в руках Кейт:
— Прочти письмо Кэтрин. А потом поговорим.
Кейт развернула почтовую бумагу и прочла:
«Дражайшая Кейт!
Я пишу тебе с тяжелым сердцем, потому что, пока я вожу пером по бумаге, Жоэль Мартин рожает. Хуже того, в ее комнате сейчас Гаррет и викарий. О, Кейт, Гаррет женится на ней в эти самые минуты!
Дорогая моя Кейт, я думаю только о тебе. Как же я по тебе скучаю! И как больно тебе будет читать это письмо! Как бы я хотела быть радом, чтобы утешить тебя! И хоть мне тяжело писать эти строки, я считаю, ты заслуживаешь того, чтобы узнать эти новости от меня, а не от кого-то, кто любит и понимает тебя гораздо меньше. Ты моя лучшая подруга, и таков мой долг.
Мне нужно заканчивать, потому что Том скоро поедет в деревню встречать почтовый дилижанс, и я хочу успеть отправить это письмо с ним. Надеюсь, мне он тоже привезет весточку от тебя…
Обещаю, завтра я напишу тебе еще. А пока, прошу тебя, помни, как я скучаю по тебе, любимая моя сестра. Да хранит тебя Господь, милая Кейт.
Не забывай меня.
Бекки».
Кейт не могла пошевелиться. Просто смотрела вниз, и слова расплывались перед глазами.
Когда Бекки писала это письмо, обгоревшие бумаги еще не дошли до Колтон-Хауса. Она опоздала. В то время как Жоэль рожала ребенка — Уилли или его собственного, — Гаррет на ней женился.
Но теперь-то письма дошли. Бедный Гаррет.
Кейт сжала пальцы, комкая письмо в руке. Вести о предательстве жены, должно быть, страшно ранили его. Что он сделал? Как отреагировал?
Она закрыла глаза.
— Кэтрин?
Кейт забыла, что она в кладовой, забыла, что рядом мать. Она посмотрела на нее, не в силах скрыть безжизненности, которая накрыла ее как саван.
— Ты его любишь? — спросила мать, поджав губы. — Ты влюбилась в герцога Колтона? У тебя были с ним интимные отношения, так?
В душе Кейт вспыхнул жгучий стыд. Она онемела от унижения и крепче сжала смятое письмо в руке.
Мать вздохнула:
— Я так и знала, что это случится.
— Ты совсем меня не знаешь, — сдавленно проговорила Кейт.
— Знаю, Кэтрин, знаю. И очень хорошо. — Мать сделал шажок к ней, взгляд ее смягчился. — Потому что, видишь ли, ты в точности такая, как я.
Этого Кейт отрицать не могла. Ее прошлые поступки полностью доказывали правоту матери.
— Ты всегда была такой живой, непокорной, так непосредственно радовалась жизни. Как и я в твои годы. Я бросила родителей, я на каждом шагу бросала вызов благопристойности. Но таким образом я сама себя погубила. Все мои желания, надежды и мечты о насыщенной счастливой жизни пошли прахом, и в этом я виновата сама. С самого твоего рождения я видела в тебе отражение себя. Я точно знала, что, если не воспитаю тебя в скромности и строгости, ты повторишь самые страшные мои ошибки, будешь слушать не разум, а сердце. — Мать подошла ближе и нежно разжала пальцы Кейт, взяла у нее смятое письмо и отложила на стойку. Потом положила руку дочери на плечо. — Ты вступила в плотскую связь с герцогом Колтоном, Кэтрин?
Последние остатки гордости Кейт сгорели, и ветер вмиг развеял пепел.
— Да, — прошептала она.
— Значит, все мои труды прошли даром.
— Да. В нашей семье все всегда знали, что тебе не удастся вылепить из меня настоящую леди. С самого начала я была паршивой овцой.
— Это не твоя вина, а моя.
Кейт безнадежно покачала головой.
— Мне следовало понять, что бесполезно пытаться изменить человеческую натуру. Я не могла лишить тебя бунтарского духа, как мой отец не мог лишить меня моего. Жестокие превратности любви справились с этой задачей куда лучше. Сначала твой отец, — мать прерывисто вздохнула. — Потом лорд Дебюсси. Он снова разжег во мне былой огонь, но я не сумела здраво рассудить и понять его истинные намерения. Я не подозревала о них, пока не стало слишком поздно. А он воспользовался этим, чтобы лишить меня того, что еще от меня осталось.
В детстве Кейт, Уилли и Уоррен боялись обсуждать отца в присутствии матери: любое упоминание о нем вызывало у матери вспышку холодной ярости. Но Кейт выросла и сама стала женщиной, и она имела право знать, что за человек дал ей жизнь.
— Расскажи, почему ты бросила семью, чтобы выйти за отца? Почему он нас бросил?
Губы матери скривились.
— Он никогда не любил меня, Кэтрин. А я думала, что любит: он был неотразим и смотрел на меня так, словно я единственная женщина на земле. Но правда заключалась в том, что он рассчитывал, что, если мы убежим и поженимся, он станет частью благородной семьи и сбудется его самое заветное желание: он войдет в круг богачей и люди станут относиться к нему как к джентльмену.
Так Бекки могла бы описать Уилли. С младых ногтей они с Уорреном мечтали об одном: чтобы их принимали за благородных господ.
Мать склонила голову.
— Но после свадьбы случилось немыслимое. Отец отрекся от меня. Он никогда больше не разговаривал со мной и не пускал на порог. Нам пришлось покинуть Бирмингем. А когда мы обосновались в Кенилуорте… — Мамин голос оборвался, но она преодолела себя и продолжила: — Твой отец завел любовницу, а может, и не одну. Когда я во второй раз забеременела — тобой, Кэтрин, — он и вовсе потерял ко мне всякий интерес. Однажды я проснулась, а он исчез. Ни прощания, ни письма. Я понимала, что он устал от меня, и не удивилась.
