— Я хочу тебя, Бекки. С того момента как тебя увидел, я хотел уложить тебя в постель.
Она чуть не расхохоталась. Ведь за такие же точно мысли и мечты о нем она сама считала себя окончательно испорченной.
— Но подобные чувства не омрачат всего того, что происходит сегодня между нами. Этот вечер значит для меня намного больше.
Это было странно. То есть то, что сама она так думала, — правда. Но ведь Джек — мужчина. Разве для него здесь могло быть что-то большее? Бекки немного склонила голову набок и вопросительно взглянула на собеседника:
— Неужели?
Он провел большим пальцем по ее нижней губе, слегка прижимая.
— Ты прекрасна и должна знать это. И очень не похожа на других леди из высшего света.
Плечи Бекки невольно напряглись. Ей всегда доставляли неловкость разговоры о ее внешности. Она никогда не ощущала себя хозяйкой собственного тела и часто, смотрясь в зеркало, видела лишь напуганную одинокую женщину, которая выглядит гораздо старше своих лет. Женщину, наделавшую в своей жизни множество трагических, ужасных ошибок и едва не погубившую этим всех, кого она когда-нибудь любила.
— Тебе не нравится, когда говорят о твоей красоте. — Это не было вопросом. Джек мягко усмехнулся и горько добавил: — Мне тоже.
Бекки промолчала.
— Вот видишь? Я чувствую связь с тобой, какой у меня не было до этого ни с одной девушкой. Между нами есть какие-то узы, гораздо более важные, чем простое физическое влечение.
Если бы сейчас в ее голове загудели сотни набатов, это утешало бы лучше, чем его слова. Джек был так серьезен. И говорил о гораздо более глубокой связи, чем вожделение…
— Никто из нас не знает, что преподнесет будущее, но я не оставлю тебя беззащитной, и не важно, что нас ждет впереди.
Бекки прижала ладонь к его груди:
— Благородный Джек.
Повисла короткая напряженная пауза, после которой Джек сказал очень тихо:
— Никогда не делай эту ошибку. Не думай, что мне присуще это качество.
Что-то он темнит. Сначала излагает самые рыцарские (во всяком случае, насколько это позволяют предлагаемые обстоятельства) намерения, а потом отрицает свое благородство. Бекки прищурилась:
— Значит, ты мне солгал.
— Нет.
— То рассказываешь о своем благородстве, а потом вдруг говоришь, что это вовсе не твоя черта. Как такое возможно?
— Есть две простые вещи. Я хочу обладать тобой и доставлять тебе удовольствие, обладая. Хочу уберечь тебя от бед. Все остальное во мне куда более сложно и, уж конечно, менее благородно.
Она кивнула, вновь обвила его стан руками и, с новой силой ощутив тепло, которое разливалось по телу от близости с ним, удовлетворенно вздохнула.
— Но ты увлекла меня слишком далеко, — тихо молвил Джек. — С каждой секундой мои страдания нарастают.
— Вовсе ты не похож на страдальца.
Достав из-за спины руку Бекки, Джек втиснул ее между ними, так чтобы она ладонью ощутила его возбуждение.
— Ты искушала меня с самого первого вечера, который мы провели наедине. А теперь вот это происходит всякий раз, когда я с тобой. И если ты далеко, я все равно не могу перестать о тебе думать. — Он взглянул на нее с подобием раздражения. — В конце концов, это становится просто неудобно.
Бекки выдавила улыбку.
— Вынуждена просить прошения за то, что моя испорченность не позволяет мне с восторгом слушать твои признания.
Сильно сжав твердый член, Бекки услышала приглушенное рычание Джека — почта стон — и тут же почувствовала себя чуть ли не виноватой.
— Пойдем со мной, — сказал Джек, и в голосе его прозвучала волнующая смесь мольбы и приказа.
Бекки крепко прижала ладонь к его четко обрисованной грудной мышце и, закрыв глаза, молвила:
— Да, отнеси меня в постель.
Джек встал с дивана и поднял ее так, будто она была легче перышка. Платье свисало, драпировкой ниспадая с талии и обвивая бедра. Джек приблизился к дверям спальни и, толкнув их ногой, вошел.
Комната была красиво обставлена. На стенах висели картины с пейзажами континентальной Европы. Лиловый ковер был расшит золотой нитью — в цвет обоев. Свечи медных настенных канделябров отбрасывали золотистые лучи, освещавшие всю комнату. В центре стояла кровать. Золотые витые шнуры с кистями поддерживали складки бархатного балдахина столь глубокого синего цвета, что в полумраке он казался черным. Из-под него виднелась богатая резьба дубового изголовья. Многочисленные подушки светло-пурпурного, черного и золотого цветов были разбросаны по вышитому темно-синему покрывалу.
Эта комната была будто нарочно создана для таких свиданий. Бекки старалась не думать о том, что мистер Шеффилд постарался специально, но мысль не покидала ее и она даже вспыхнула от смущения.
Откинув покрывало вместе с одеялом, Джек уложил свою ношу на мягкую простыню, предупредительно подсунув ей под голову одну из подушек. Бекки поняла, что он собирается снять с нее платье, и сразу же забыла о мистере Шеффилде.
— Я не собираюсь разрывать его, — сказал Джек, осторожно стягивая платье с бедер.
Бекки подняла ноги, и мягкий муслин соскользнул с пояса по бедрам, по коленям — совсем прочь, оставив ее совершенно обнаженной.
Она старалась дышать ровно, видя, как он расстегивает брюки. Сжав губы, вцепившись пальцами в простыню, Бекки смотрела, как он сбрасывает ботинки, как штаны соскальзывают с узких бедер. Наконец, сняв также и чулки, Джек забрался на постель подле нее.
Он устроил ее рядом, так что они были полностью прижаты друг к другу — от головы до ног, лицом к лицу. Его внушительный твердый орган упирался ей в бедро.
— Я не буду торопиться, — проговорил он, словно самому себе. — Пусть я умру от желания, но торопиться не буду. — Он взял ёе лицо в свои ладони. — Помни о том, что я тебе сказал раньше.
— Помнить?.. — еле слышно переспросила она.
— Я никогда тебя не обижу. Помни это.
— Я… о да! — выдохнула Бекки. — Я запомню.
И он поцеловал ее нежно, упиваясь сладкой амброзией ее губ. Она крепко держалась за широкие плечи Джека, голова у нее кружилась, почти болезненное желание распространялось по всему телу точно сладкий яд.
Тем временем его ладонь заскользила: покинув щеку, погладила шею, очутилась на груди, сжимая ее и нежно массируя, тогда как пальцы дразнили сосок, и Бекки вскрикивала и ахала, а он ловил эти звуки ртом.
Затем, обхватив крутой изгиб ее бедра, Джек крепче прижал ее, и она, лишенная всякой самостоятельности, могла лишь слегка шевелиться, стараясь как можно крепче прижаться к его телу, желая большего.
— Вот так хорошо, — промолвил он. Рука его скользнула ниже, между ног, прямо к центру, и Бекки чуть не выскочила из постели. — Что? Слишком скоро?
